Александр Бурцев - Народный быт Великого Севера. Том I

— А что такое, дитятко, спросила Перфильевна, скажи-ка?

— Да вот что, матка, вот уж я слышал, что уж нельзя такого барыша достать, как клад сыскать.

— Ах, сокровище мое, да как же клад— то найти? Вот хорошо бы?!

— А вот матка, в городе говорят, что знахарка есть, что клады указывает, сходить посоветоваться, да с пустыми-то руками и не ходи.

— То еще не беда, дитятко, что на деньгу пошла, отвечала Перфильевна.

На другой день раным-ранешенько снарядила она Ваньку в город, и конец холста и ниток моток и полтину денег припасла она ему для знахарки, а чтобы не проголодался хлеба краюху, да соли, да толокна, да ложку с плошкой в кузов Ваньке положила.

Вернулся Ванька из городу, да и говорит: Ну, матка, добрую весточку принес, только не говори пока отцу.

— Вот вспрыснула меня водицей, да и говорить: нет, никакого в тебе таланту нету. Уж пошел ты дурнем, так тебе и век вековать; ни на что ты не годящ, мой родимый, и что тебе не толкуй, все как горох об стену; а клад найдешь, уж это у тебя на роду написано. Вот я ей: — давно уж, бабушка, охота берет, да как его отыскать? а она в ответ: уж об этом не печалься, я помогу. Слушай же, да обеими ушами, ни слова не пророни! Не беда клад найти, а беда белую ворону поймать. Заметь, где, в новолунье и в полнолунье вороны садятся, да кругом того места три раза задом обойди, так белая ворона прямо к тебе в тенета сама прилетит. А ты ее тогда за хвост ухвати и перо у ней из хвоста вытащи, а то перо дивное, куда с ним не пойдешь, везде с собой носи: как почуешь, что перо забьется, так на том месте и копай землю, а уж тут и хватай! так полтинники и рублевики и начнут под руками кататься. Только смотри, того принорови, чтобы к самому новолунью и полнолунью к воронами придти: рано придешь. А уж у тебя на роду написано, чтобы клад найти…

Раз возьми, Ванька, где насажены были овощи, увидал белого голубя, подумал, что это ворона в него обернулась, погнался за ним, от него упало перо, оно закружилось над грядами, он давай все гряды сворачивать. Да и не один раз. И пойдет Ванька в огород, и роет, и роет, словно добрая лошадь, а Соломонида навоз на гряды возить, да всякую овощ садит, а поспеет, в городе продает, да деньги в кубышку кладет, а добрые люди ходят мимо, да приговаривают: — не надобен клад, если у мужа с женою лад!

Вот и сказка, как Ванька — Ротозей жил, да поживал, от чего ему такое прозвище пошло, как он клада искал и как его нашел!

Неизвестно, в какой стране, далеко за синим морем, в приморском богатом городе жил знаменитый воевода. Был он любим и уважаем царем; а богатству его и сметы не было.

Все этого боярина боялись и уважали как любимца царя. На кого, бывало, он нахмурит брови, тот не думает живым уж быть.

Жил он довольно долго холостым, и, наконец, ему наскучила до смерти его одинокая роскошная жизнь. Вот и стал он думать, как избегнуть одиночества, и, наконец, решил обзавестись молодой женой. И, разумеется, богатым — не вино курить, не пиво варить, задумано — сделано; и выбрал он себе жену молодую, красавицу, и начал жить с ней припеваючи, грусть кручину забываючи.

На первый год супружества даровал Господь им сына, красавца неописанного: во лбу у него светит красное солнышко, глаза, словно яркие звездочки, а в затылке блестит золотая луна. Воевода с этой радости принялся давать пиры друзьям с раннего утра и до позднего вечера. В его белокаменных палатах ходили чарочки по столикам, и гремела громко музыка, пелись песни все военные.

Новорожденному всякий желал всяких почестей, долгую жизнь, славу громкую, а кто желал ему счастливое супружество. Наконец последний из гостей встал и, подошедши к столу, взял чару с вином и сказал: «пью во здравие хозяина и за здравие всех честных гостей, а на зубок новорожденному я должен правду сказать: зацветет он, точно маков цвет, заблестит, как солнце красное, будет силен и умен, и достигнет в жизни почестей, каких трудно вымолвить словами».

Этому старику отвесили по поклону все гости; а он, вздохнувши, продолжал: «судьба новорожденного будет завидная, славная! его ждут царские чертоги, золотой венец ему готовится; но до тех пор, пока все это сбудется, он должен будет перенести много горя и несчастия. Не будет жить он в своей родине и помогать отцу в старости; матери родной через него придется много плакать».

Года идут своим порядком, и Иван, боярский сын, стал расти не по дням, а по часам, так что в десять лет от роду он казался двадцатилетним юношею. Лицом он был красавец, словно девушка, а собою прямой богатырь, а звать его стали уже не Ванюшкой, а Иваном Иванычем.

Стал он ходить на царский двор и играть там с другими боярскими детьми; только всем детям его игрушечки казались не по сердцу: кого, бывало, схватит за руку, — у того руки как не было, а кого, бывало, схватит за волосы, у того голова прочь от плеч.

И дошли все эти его шутки и игры до ушей царя. Пришли во дворец к государю все его верные бояре и, упавши в ноги, сказали: ваше царское величество, не велите казнить людей своих, а велите слово молвить: у вас, надежда царь, в государстве есть воевода знатный, сильный и любимец твой; у того же боярина есть сын, красавец неописанный; и повадился этот боярский сын часто жаловать на царский двор, стал заводить там игры детские с нашими детками, которые оказались им не по сердцу: кого ухватит за руку — рука прочь, кого за голову — тоже и голову долой. Просим тебя, великий Государь, повели его совсем выслать из земли своей, а не придется нам самим со своими семействами искать счастия в чужих краях.

Царь, услышав слезные речи своих бояр, рассердился на Иванушку и призывает к себе отца его и дает ему строгое приказание, чтобы он выпроводил своего сына, через три дня, из города; а не то велит казнить его без пощады злою смертию.

Затужил знаменитый боярин и, ударивши челом царю, пошел от него к своей жене и рассказал ей кручину свою, царское приказание насчет единственного детища. Потом они принялись собирать сына своего в дальнюю сторону.

Ваня, видя слезы матери и отца своего, отвечал им с улыбкою: о чем ты, матушка, кручинишься? о чем вы льете слезы горькие? Лучше бросьте свою печаль и тоску и благословите меня в дальний путь, — и ваше родительское благословение меня будет повсюду охранять.

Потом, подошедши к отцу, сказал ему: «родимый батюшка! не горюй, не плачь ты обо мне, а только дай мне коня богатырского, и прощай! я поеду странствовать».

И пошел он на конюшню выбирать себе коня. Ходил он целых два часа по всем конюшням, но не мог нигде добыть коня себе, ни один не годился для него: хоть другой и на вид добрый конь, а погладит его Ваня рукою — конь на колени опускается. Потеряв всякую надежду найти себе по сердцу коня, он пошел в самую последнюю конюшню. Входит тихо, пригорюнившись, и что же видит? — стоит вороной конь на трех цепях прикованный, смирно стоит, и не ест белоярую пшеницу, и не пьет медового пойла. А копыта у коня подбиты крупным жемчугом. Глаза яркие, как звезды, грудь широкая, грива золотистая. Увидавши его, Ванюша закричал могучим голосом: ох ты, мой добрый конь! знать, недаром я столько времени искал тебя! а теперь уж не расстануся!