Зинаида Чигарева - Осторожно, сказка!

Разошелся Ванечка не на шутку.

— Плевал я на твои уши! — кричит. — Ленка!

— Ну хорошо, деточка! Хорошо… — тянет Кикимора к Ванечке руки-клешни, шевелит длинным носом. Опять на испуг берет. А он, Ванечка, пуганый. Подумаешь, нос! Повторяется бабка Кикимора. Выдумки, видно, не хватает.

— Вернись, Ленка!

— Поздно, Ванечка! — хохочет старуха. — Поздно, родненький! — встала, платье поправила, платочек подтянула. — Все кончено. Утонула в Черном Болоте твоя Ленка. На корм пиявкам пошла.

— Неправда! Неправда! — вне себя кричит Ванечка. — Не может этого быть!

Кинулся мальчишка лицом в бурьян, катается по земле, бьет руками-ногами…

— Неправда! Неправда!

А Кикимора любуется на него, ногу выставила, носком постукивает:

— Правда, Ванечка. Все правда. Ты ее и сгубил. Ты! Кто ж еще-то?

Спешит Лена вслед за своей сердитой провожатой, об одном думает: скорее бы нагнать Ванечку. Ведь только что слышала она его голос. Почему же желтоглазая тянет ее в другую сторону? Что-то тут не так. А если ее обманули? Обвели вокруг пальца?

Ну вот — опять его, Ванечкин, голос:

— Ленка-а! Вернись, Ленка!

— Чего остановилась? Спеш-ши!.. Спеш-ши… Он там, впереди, — толкает в спину желтоглазая.

Какой злой у нее голос! Чего она шипит, эта внучка Маша? А если она никакая не Маша? И никакая не внучка? И та старушка — самая настоящая Кикимора? Они спрятали от нее Ванечку…

— Стой, Лена! Ни шагу дальше!

Кто это сказал? Добрая Весть? Да, ее голос!

Замерла Лена, словно споткнулась о невидимую преграду. Глянула под ноги и отшатнулась. Снизу сквозь переплетенье стеблей и листьев глянула на нее бездонная чернота.

Так вот они кто, ее гостеприимные хозяева! Ну и артисты! Особенно старушка. Ей бы в спектаклях добрых бабушек играть. Берегись теперь, желтоглазая!

Обернулась Лена. А желтоглазой нет. Нет никакой девчонки. Перед ней зеленая змея. Вытянула голову, шевелит жалом, покачивается на хвосте.

Значит, так? Значит, бой? Отлично! На это она согласна! Шпагу бы ей только! Шпагу! Настоящую — тонкую, острую, как солнечный луч. Где ж вы, друзья мушкетеры?

Едва подумала так, чувствует — сжимает ее рука рукоятку шпаги. Великолепной боевой шпаги!

Взмахнула Лена клинком — отпрянула змея.

— Ага! Не нравится?

А змея изготовилась — и стрелой вверх. Отскочила Лена, закрылась шпагой. Ударилась о клинок змея, сползла, шипя, вниз. И пропала. Исчезла бесследно. Ни змеи, ни девчонки.

Засмеялась Лена:

— Ура! Победа!

Перевела дух, вытерла пот со лба. И вдруг сзади:

— А-яу-у!

Быстро повернулась Ленка. А за спиной у нее Серафим. Шерсть дыбом, хвост трубой… И змея… Так вот она где, коварная! Свистнул, рассекая воздух, Ленкин клинок. Взлетела вверх зеленая лента и тяжело плюхнулась в воду. Смотрит Лена, как постепенно тонет в черной глубине мертвая гадюка.

— Ле-енка-а-а! Подожди! Не погибай!

Выбежал Ванечка, отдышаться не может. Увидел Лену, завизжал от радости:

— Жи-ива-ая!

И Лена стоит, устало опустив руки. А в одной руке у нее кривой узловатый сук. Да, всего-навсего, простая палка. А впрочем, не все ли равно, что у тебя в руке: шпага, палка или что другое? Лишь бы ты сражался за справедливость.

— Ленк, а Ленк… Они меня хотели злодеем сделать, — жалуется Ванечка. — А я не хочу злодеем. Я хочу добрым человеком. Пускай мне хуже будет. И уши! Пусть уж остаются эти противные уши, раз нельзя иначе. Я потерплю как-нибудь. А ты на меня не сердись, ладно? Ты уж прости меня…

Говорит Ванечка эти горькие покаянные слова — и будто камень с плеч, и на душе легче. Чувствует себя мальчишка самым сильным и смелым на земле. А знаешь, так всегда бывает, когда человеку удается победить самого себя.

Улыбнулась Лена:

— Не пойму я, Ванечка, о чем ты говоришь? Какие-такие уши? Лопоухие, конечно. Но они у тебя всегда такие были.

— Правда? — схватился Ванечка за уши. Точно! Его собственные уши, доморощенные. Раньше они ему не нравились. Папа смеялся — лопухи! А сейчас так обрадовался им, так обрадовался, что просто слов нет! И как же он не заметил, когда с ним сотворилось такое превращение?

— Пойдем отсюда! — тянет Ванечка сестру подальше от гиблого места.

— Подожди… Где Серафим?

Кот сидит на пне и, не обращая ни малейшего внимания на окружающих, старательно вылизывает запачканные илом лапы.

— Пижон ты, Симка, — укорила его Лена. — Нашел время наводить красоту.

— Послушай, Ленка, — шепотом спрашивает Ванечка. — А кто такой Серафим?

— Как кто? — удивилась Лена. — Кот, разумеется.

— Ко-от? — недоверчиво протянул Ванечка. — А если у него только видимость котиная? А если он попал к нам с другой планеты? Может, он марсианин? А? Разведчик? Все высматривает, вынюхивает, выслушивает. Он нас понимает, а мы его нет, — и Ванечка с таинственным видом наклонился к сестре. — А что, если он волшебник и все это нарочно подстроил?

Ленка подняла бровь:

— Не зна-аю.

— А я знаю, — убежденно сказал Ванечка, — Из-за него мы попали в сказку. Это уж точно!

Серафим усердно наводит глянец на свою давно чистую шкурку, а ушки на макушке — нацелены в сторону ребят: подслушивает.

— Милые мои Капризицы! Бесценные мои Упрямцы! Где же вы теперь прячетесь? Сгубили вас злые люди… — Кикимора Никодимовна бредет, под кустики заглядывает, причитает: — Злюченька моя изумрудная! Где ты? — подошла к болоту, глянула, руками всплеснула. — Ой-е-ей! Горе мое лютое!

Смотрят Ванечка с Леной — на воде сухая змеиная кожа плавает.

— Вот вы какие! — корит ребят Кикимора. — Я к вам с доброй душой. Как лучше хотела. А вы чем отплатили? Неблагодарные!

Удивился Ванечка — вот это да! Выходит, они с Ленкой еще и виноваты? Чего только в этих сказках не случается!

Выскочила откуда-то Ябедка:

— Тетенька! Сейчас из Стокгольма художественную гимнастику передавать будут…

Высморкала Кикимора покрасневший носик:

— До свиданьица, мои хорошие! Привет родителям! Авось когда-нибудь и свидимся! — и заспешила вслед за Ябедкой.

Дома у Кикиморы Никодимовны все по-прежнему. Светится в углу экран, титры бегут. Ябедка тащит кресло:

— Садись, тетенька…

— Ладно! Нехай ее леший смотрит, эту художественную… — решительно отрезала Кикимора. — Увязывай узлы!

— Куда? — вытаращила девчонка бесцветные глазки.

— В город. К людям ближе. Права была Злючка. Нечего сидеть у болота — ждать погоды. В массы надо идти — в народ. Если б мы Ванечку не похищали, а воспитывали без отрыва от домашних условий, он бы наверняка нашим стал. Ну ничего — на ошибках учатся. Жалко, конечно, насиженное место покидать. Но ничего не попишешь — жизнь заставляет. Надо приспосабливаться к современности…