Зинаида Чигарева - Осторожно, сказка!

Радуется Ванечка на самого себя — как это здорово у него вдруг придумалось про медведя.

Мама качает головой:

— Нет, Ванечка! Нельзя оставлять вас одних.

— Мама! Так не годится, — строго говорит Ленка. — Тебе обязательно надо лететь. Ты представь — мы тут спорим, а папа ждет. И всю ночь будет ждать. А утром прилетит самолет, и все выйдут, а тебя нет. Он просто не поверит. И будет еще долго стоять, пока не поймет, что ты взаправду не прилетела. Потом повернется и пойдет. Один… совсем один…. — и Ленка шмыгнула носом.

Ну разве могла мама устоять против таких веских доводом? В конце концов, она решилась лететь, хотя и заявила, что у нее вся душа выболит за своих ребят.

А Ванечка размечтался. Он уже видел рядом с собою великолепное лохматое существо — настоящего лесного медведя. Он представлял, как все ребята со двора, даже самый отчаянный из них, Витька Збых, будут ему завидовать. Еще бы! Медведь — это вещь! Это не какой-то там кошак ободранный вроде Серафима.

Ради такого блаженства Ванечка готов был дать любые обещания. И даже, когда мама назначила Ленку командиром и доме, он смирился, надеясь при случае рассчитаться с задавакой.

Ванечка давно спит безмятежным сном, как и положено человеку с совершенно чистой совестью.

Лена лежит с открытыми глазами и прислушивается к тому, что делается на кухне. Вот стукнула дверка духовки, запахло вкусным, зашуршала бумага. Мама готовит гостинцы. На табурете непременно сидит Серафим и следит за каждым ее движением.

— Ну что, кот, — шепотом говорит мама. — Ты ведь приглядишь за ними?

Серафим, конечно, щурит глаза. Он всегда так делает, когда соглашается.

— Смотри же, я на тебя надеюсь.

Опять шуршит бумага, льется вода.

— Хочется вкусненького? Ах ты, лизоблюд!

Сейчас мама даст Серафиму кусочек мяса. Очень любит Серафим мясо. Но как всякий уважающий себя кот, он никогда сразу не кинется за лакомым кусочком. Посидит немного, потянется, не спеша подойдет, понюхает, осторожненько потрогает лапой и только тогда примется за еду. Ох и воображала этот Серафим!

Ленка улыбается, представляя знакомую картину.

— Дзвинк! — это пришли за мамой.

У Лены сжимается сердце. Она крепко зажмуривается. Пусть мама, когда подойдет прощаться, думает, что она спит, — так ей легче. А то как бы ненароком не расплакаться.

Ну вот и все!

Осторожно скрипнула дверь. Что-то невнятно проговорила мама. Слабо звякнул Дверной Звонок — пожелал счастливого пути и передал привет хозяину.

Ушла мама. Ушла, так и не рассказав обещанной сказки. Но в этом уже не было необходимости, потому что сказка началась сама собой.

Что такое сказка, ты знаешь? Ну разумеется, ты читал много самых разных сказок. А известно ли тебе, что сказка может встретиться с тобой на лестничной площадке или в скверике возле школы? Может быть, сейчас, в эту самую минуту, она глядит на тебя зеленым глазом твоего котенка? Разные сказки живут рядом с нами. И среди них, пожалуй, могут оказаться и опасные, не так ли? Давай спросим у Старых Часов.

— Так-так, так-так, так-так, — отвечают Старые Часы и укоризненно покачивают маятником.

Часы очень сердиты на маму. Добрые домоседы, они не любят никаких неожиданностей и беспокоятся за Ванечку и Лену.

В квартире тихо и лунно. Спят игрушки. Спит на стене радио. Дремлет Дверной Звонок. Уснула наконец озабоченная Лена. Не спят только Старые Часы и Серафим. Часы размеренно и неутомимо ведут счет минутам. А Серафим, обойдя дозором оставленную на его попечение квартиру, укладывается возле шкафа и делает вид, что собирается уснуть. Плотно закрыты глаза, безмятежна поза. Кончик хвоста, однако, нервно вздрагивает, едва заметно пошевеливаются чуткие уши, а сильное гибкое тело готово взвиться тугой пружиной по первому же сигналу тревоги.

Но кругом все спокойно. Таинственные обитатели Ванечкиного шкафа тоже не подают признаков жизни.

Небо светлеет. Над Дальним Лесом брезжит слабое сияние. Это просыпается Солнце. Оно еще не поднялось, а только чуть приоткрыло заспанные глаза.

Еле уловимое движение возле входной двери заставляет Серафима насторожиться. Он прокрадывается к двери и замирает, устремив сквозь нее свой проницательный немигающий взгляд.

По ту сторону двери стоит полная тетушка средних лет в желтой вязаной кофте, синей юбке и поношенных резиновых сапогах. В руках она держит большую хозяйственную сумку. Совсем обыкновенная тетушка. Но ведет она себя странно: то погладит дверной косяк, то притронется к ручке, то осторожненько коснется Звонка. И все примеряется, приноравливается…

Снизу слышатся быстрые шаги. Тетушка отпрянула от двери и прислонилась к перилам. В руке у нее оказался замызганный листок бумаги, который она принялась изучать с преувеличенным вниманием: вроде бы там написан адрес и она кого-то разыскивает по тому адресу.

На площадке появилась худенькая девушка в форменном жакете с серебряными крылышками в петлицах и синем беретике на светлых пушистых волосах. Ты бы принял ее за бортпроводницу, если бы не большая, битком набитая письмами и телеграммами почтальонская сумка. Девушка, несмотря на хрупкое сложение, легко и сноровисто управляется со своим тяжелым грузом. Лицо у нее живое, золотистые веснушки на носу и синие, как июньское небо, глаза.

— Тетушка Дурные Вести? — сердито хмурится девушка.

— Ах, Наденька-Радость! — приветливо улыбается тетушка. — А я-то думаю, кто это там топочет спозаранку. Нагрузилась-то как! Ого! Не надорвись гляди!

— Не беспокойся, — девушка поправила на плече ремень. — У меня груз приятный, радостный. Будь хоть вдвое-втрое больше новостей — все равно управлюсь. Видала б ты, как радуются люди моему приходу! Хотя кто я? Всего-навсего Весть. Обыкновенная Добрая Весть. Вот если бы я была феей!..

— Чего захотела!

— Выучусь я на фею — вот увидишь. Буду очень стараться и выучусь. Плохо тогда тебе придется, Тетушка Дурные Вести.

— И за что ты меня, дорогуша, терпеть не можешь? Что я тебе такого сделала? — сокрушается тетушка. — Нечего нам с тобой делить. У тебя своя дорога, у меня — своя. Слава богу, я тоже не сижу сложа руки. Хватает работенки. Вон их сколько у меня, всяких бед человеческих, — Тетушка Дурные Вести раскрыла свою сумку. — Сынок о матери думать забыл. Извелась на нет, бедная. А вот письмо про мальчонку — от рук отбился, школу бросил. Вот телеграмма — девочка под трамвай попала…