Войцех Жукровский - Похищение в Тютюрлистане

Монахи отправились спать. Но вдруг из глубины ночи засверкали багровые огни, эти огни стали расти и шириться. Кровавое зарево залило небо; разбуженные птицы, думая, что наступил рассвет, отряхнули мокрые от росы крылья и весело защебетали. Огненные гривы плавали по небосводу, брызгая ввысь искрами. Земля гудела. Все застыли в изумлении. Может быть, пришли какие-нибудь новые беды?

— Отец, — крикнул Гуляйнога, — я сяду на коня, чтобы узнать поскорее!

— Не делай этого, — ответил монах, — тропа извилиста, ночью всякая нечисть подкарауливает сбившегося с дороги путника, лучше поезжай на рассвете.

— Что это за пламя?.. — волновались все.

Зарево отбрасывало неверные отблески на встревоженные лица.

— Это горит в стороне трактир «Под копчёной селёдкой».

— Я понял, — крикнул, ударив себя по лбу, Эпикурик, — и как я раньше не догадался…

— Говори, Киркорек, говори скорей! — все обступили петушка.

— Это армия короля Цинамона, она перешла границу и жжёт костры на привале.

Точно в подтверждение этих слов, издалека донёсся мрачный рокот военного барабана и хриплые голоса труб, призывавшие быть начеку.

Ярко горело восходящее солнце; крупные зёрна росы по блёскивали в седых травах. Тёмной полосой на поляне обозначился след, где проскакали разбойники. Киркорек, наблюдая за ними с зубчатой стены, увидел, как разбойники вынырнули на дорогу. Внизу гудел лес от их бешеного галопа. Любезные пчеловоды мчались, припав к конским гривам; развевались перья на шляпах, сверкали стволы пистолетов. Всадники то пропадали за поворотом, то вновь появлялись; мелькая среди тенистых деревьев, они уносились вдаль, становясь меньше и меньше.

Над лесом редеет туман, и прямёхонько в небо поднимается столб дыма из трактира Завтрака. Даже отсюда, из монастыря, видны стройные шеренги войск: чёрные толпы пехотинцев и подвижные эскадроны знаменитой блаблацкой кавалерии. Волнение душит юного петуха при мысли о смерти отца, о его героической, полной самоотвержения жизни и о спасении королевны. «Да, — думает он гордо, — если бы не отец, вся эта армия вторглась бы, разрушая и сжигая родной Тютюрлистан». Петушок, прикрыв крылом глаза от солнца, видит, как трое разбойников, которые кажутся отсюда меньше муравьев, выезжают на широкую пограничную дорогу.

«Ох, если бы и в моей жизни было столько же походов, столько же приключений, — мечтает Киркорек, — то ты, отец, наверняка не постыдился бы за меня!»

Вдруг он заметил, что под стеной, у самого склона, что-то блестит среди травы, как раз там, где вчера неистовствовала нечистая сила. Петушок ловко соскочил со стены, пролез через-кусты и… конечно, это был рожок.

Прижав находку к груди, Киркорек помчался во двор.

Он остановился в приоткрытых дверях часовенки.

Свечи догорали. Только двое монахов находились у гроба. Охваченный внезапной надеждой, Киркорек приложил рожок, к клюву и заиграл простую и жалобную мелодию:

Дрожь пробежала по телу Пыпеца, веки заморгали, но душа слишком далеко улетела в иной мир, она не могла уже вернуться на зов. Большая слеза медленно скатилась по клюву и, сверкнув, упала в темноту. Удручённый Киркорек стал на колени.

За стенами гудело. Не обращая внимания на отчаянные приглашения Завтрака, рыцари сели на коней. Как только король Цинамон узнал, что Виолинка ждёт его в монастыре, целая и невредимая, он всадил смертоносный меч в землю и в окружении пчеловодов помчался к дочери. И как раз в этот момент он соскакивал с коня.

— Дочурка! — воскликнул король, протягивая руки.

— Папочка! — взвизгнула Виолинка, побежала ему на встречу и, словно голубая бабочка, затрепетала, повиснув на его шее. Они долго обнимались и целовали друг друга. Тютюрлистан был спасён.

В этом месте и отец Чернилий вытирает перо, потому что слёзы радости застилают глаза и мешают ему писать.

Повсюду суматоха, возгласы и крики — и я не могу собрать мыслей.

Что бы вы хотели узнать?

Хитраска стала хозяйкой постоялого двора. Она живёт сейчас в Тулебе и с клеёнчатой сумкой, шелестя накрахмаленными юбками, спешит каждое утро за покупками на рынок.

Мышибрат унаследовал мельницу после старика Сито, но дела у него идут плохо, ведь вам хорошо известна его дружба с мышиным родом.

Прыг и Узелок дают представления в цирке «Мердано». Колдунью Друмлю солдаты не поймали: обернувшись совой, она, рыдая, улетела в лес.

А что касается трёх милых разбойников, то я сам был свидетелем следующего разговора. Юлий Пробка сказал, что он возвращается в столицу, так как ему недостаёт восторженной публики. Он заявил, что друзья его слишком необразованны, чтобы оценить всю несказанную прелесть его поэзии.

И тогда обиженный Гуляйнога крикнул:

— Позволь, мой Юлий, я тебе процитирую поэта:

— Во-первых, не «глупец», а «купец»! — обиделся в свою очередь Пробка. — А кроме того, мы все поедем в столицу. Мы заслужили под старость немного отдыха…

Чтобы познакомить вас с неизвестным, но великолепным талантом, я процитирую вам первые строки поэмы Пробки.

Поэма воспевает приключения петуха и его друзей, причём не последнюю роль играют и три разбойника:

Обращаю ваше внимание на необыкновенную меткость этого наблюдения.

Что вы хотите знать, кто вас интересует? Может быть, козёл Бобковита? Мне стыдно признаться, но он один ни в не изменился. Он основал тайную аптеку и торгует запрещёнными снадобьями.

Это, пожалуй, всё…

— А петух? А капрал Пыпец?

Когда я припоминаю этот осенний золотой день, полные гордого молчания деревья, которые склонились, словно боевые знамёна, слёзы туманят мой взор.

Петух лежал в гробу, весь усыпанный живыми цветами. Блестело оружие почётного караула. Несмотря на то, что толпы людей проходили через часовню, там царила тишина. Искали средства, чтобы спасти героя, никто не верил в его смерть.

Поскольку врачи обоих королевств, прибывшие в войсковых обозах, заявили, что они не смогут вернуть ему жизнь, созвали мудрецов, знахарей и астрологов, определяющих судьбы по бегу планет. Они поглядели в небо через большие телескопы, посмотрели на солнце через закопчённые стёклышки, поморгали глазами, в которых кружились остренькие звёздочки. Потом, наморщив лбы, они долго шелестели пергаментными страницами. И, наконец, пришли к странному решению.