Сергей Черепанов - Озеро синих гагар

А Самсон с Дуней на самоцветы понадеялись. «Откупимся,— думают.— Такого богатства свет еще не видел». Но напали на них стражники и стали избивать нещадно. Самсон, хоть и силен был, да не мог с целой ордой справиться. Заслонил собой Дуню и отбивался так, пока силы были. А когда упал, навалились на него сатрапы, и больше он не поднялся. Стражники к сундуку бросились. Но что это? На его месте камень лежит. Не допустила хозяйка гор, чтоб дары ее злым людям достались. Тогда вырыли стражники могилу для Самсона. Дуню зря пытались оторвать от возлюбленного: словно приросла к нему, заплаканная и онемевшая. Так вдвоем и похоронили. А над могилой поставили камень тот — их найденное и потерянное счастье».

Этот рассказ — уже не предание, а сказ. Создаются такие произведения отдельными авторами, широкого распространения не приобретают, но местные жители любят слушать своихустных рассказчиков. Старый свердловский рабочий П. П. Ермаков вспоминает, что он и его товарищи слушали мастеров сказа целыми ночами; иногда из-за них даже на утреннюю смену опаздывали. [2] П. П. Ермаков. Воспоминания горнорабочего. Свердловск, 1937, стр. 104.

Устная традиция перешла в письменную, и на ней вырастает во всем узорном народном великолепии литературный сказ.

Сергей Иванович Черепанов — плоть от плоти, кость от кости уралец. Вошел он в литературу из гущи народной жизни. До восемнадцати лет жил в селе Сугояк Красноармейского района Челябинской области. Известно это село красотою окрестных мест, голубым озером да искусными руками умельцев.

А еще село примечательно своими песенниками и рассказчиками. Соберутся они на завалинке и заведут свои мудрые разговоры про Заманиху страшную, про заветный «снежный колос», про сову-ведунью и кольчугу чудесную, в которой можно безнаказанно мстить жестоким заводчикам, сатрапам-чиновникам.

Дух творчества Сергея Ивановича во многом определила и встреча с известным уральским фольклористом Валентином Николаевичем Серебренниковым, печатавшимся под псевдонимом «Г. Аргентов». Это был неутомимый труженик, увлеченный собиратель старинных песен, сказок, меткого народного слова. Пешком он обошел Урал, не жалея сил в поисках фольклорных жемчужин.

В один из таких переходов зимою 1929 года он сделал остановку в Челябинске, чтобы заработать средства для дальнейшего странствования. Два месяца его сотрудничества в «Челябинском рабочем» были большой литературной и устно-поэтической школой для журналиста С. И. Черепанова. «Валентин Николаевич, — вспоминает писатель, — дал мне почувствовать аромат народного языка, великолепие всего устного творчества, а главное, заставил серьезно взглянуть на мое сказывание».

Читая сказы С. И. Черепанова, чувствуешь, что их образная структура принципиально отличается от художественной традиции Бажова или близкой к нему Власовой. Объясняется это тем, что и Бажов, и Власова взращены горнозаводским Уралом (они оба из Сысерти), а С. И. Черепанов органически усвоил и творчески использовал фольклорные краски деревенского Зауралья. Поэтому в его сказах мы не найдем ни горного батюшку, ни Хозяйку Медной горы, ни Полоза, ни Огневицу — всего того, что так характерно для поэзии уральских рабочих.

Своеобразие С. И. Черепанова как писателя заключается в его тяготении к быличке — разновидности предания, суть которой состоит в том, что здесь в основу повествования положены народные суеверия. Старинные страхи таежных людей дают писателю пищу для создания увлекательных сюжетов, лишенных суеверного содержания и помогающих выражению определенной поэтической идеи. Так, былички о таинственной типун-траве, дурманящей человека, под пером Черепанова превращаются в сказ о дружбе и верности; образ «типун-травы» символизирует силы, которые стремятся разрушить связь между людьми, их доверие друг к другу. Это же можно сказать про Заманиху — уральский вариант Лешего. В сказе С. И. Черепанова «Дедушкина песня» Заманиха действует, как во всех суеверных рассказах и толках: она заманивает человека в лес, и он уже не может выбраться оттуда; она прячется за березой, пеньком, быстро перемещается, оставаясь не видимой для человека; она имеет колдовскую силу, но только по ночам, — при первом луче солнца становится жалкой «бабенкой», способной напроказить, но не натворить беды. Однако все это служит писателю художественным средством для выражения мысли о творческих силах человека, могущего в единоборстве с самыми таинственными силами выйти победителем.

Деревенские фольклорные традиции определили собою и другую особенность манеры С. И. Черепанова. Большое место занимают сказочные персонажи и сказочные сюжеты. Некоторые произведения, включенные в сборник, — это явные сказки: «Таловая дуда», «Снежный колос», «Весенушка», «Серебристая шкурка». Волшебный вымысел здесь не выдается за реальность, но в облике и поступках фантастических персонажей угадывается правда жизни. Как говорится в народном изречении: «Сказка — ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок».

Язык сказов и сказок С. И. Черепанова по-народному выразителен и точен. Вот как просто и образно нарисована картина ночи: «Месяц из-за тучки выглянул, положил вдоль речки шелковый половик» («Голос большого колокола»). Характер сельского богатея ясен из одного определения: «Поглядит этак на тебя свысока, как по гвоздю молотком ударит» («Про комиссара и белую птицу»).

Очень удачно найдена художественная деталь в сказе «Кострище у Зеленого лога» для изображения жадности кулака Овсея Поликарповича. Он «сахар из сахарницы брал не ложкой, а шилом. Сначала лизнет шило, потом макнет его в сахарницу, сколько сахаринок прильнет, то и довольно».

Идейно-тематическое содержание сказов С. И. Черепанова разнообразно. Здесь и повествования о далеком прошлом, о вековечной борьбе уральских крестьян с местными помещиками, заводчиками и баями («Озеро синих гагар», «Кострище у Зеленого лога»), и рассказы о годах не столь отдаленных — о гражданской войне («Про комиссара и белую птицу»); о преображении природы нашими отцами («Тимошкин сад») и т. п.

Дорогие сердцу писателя герои — это умельцы, люди, умеющие шить необыкновенной красоты одежду («Дедушкина песня»), тачать волшебные сапоги («Мастер Еремей»), выращивать сады там, где их, казалось, раньше и быть не могло («Тимошкин сад»), создавать такие сорта пшеницы, один колос которой способен насытить огромный город («Снежный колос»)… И суть здесь не в том, чтобы нагромоздить один вымысел на другой и представить мечту в виде конкретного сказочного образа: хорошо бы иметь вечно цветущий сад — пожалуйста, хорошо бы вырастить колос, заменяющий собою гектары хлебов, — пожалуйста. В сказах С. И. Черепанова вся эта фантастика служит поэтизацией лучших качеств человека-труженика: его ума, сноровки, доброты, честности, чувства товарищества. И нет ничего удивительного в том, что порою самая, казалось бы, несбыточная фантастика оборачивается реальной действительностью.

Читать дальше