Джеймс Барри - Питер Пэн в Кенсингтонском Саду

Сердце Питера настолько переполнялось счастьем, что ему хотелось петь дни напролет, петь от избытка радости, как птицы. Однако наполовину он оставался человеком, ему был нужен инструмент, на котором он мог бы играть. Поэтому он смастерил себе из тростника дудочку и частенько сидел весь вечер на берегу острова, стараясь подражать шелесту травы или журчанию воды. Он сгребал пригоршни лунного света и превращал его в музыку, отчего дудочка пела так чудесно, что даже птицы бывали сбиты с толку и спрашивали друг друга: «Это рыба резвится в озере или Питер своей игрой подражает резвящейся рыбе?» Иногда он играл рождения птицы, и тогда птицы-мамы поворачивались в гнездах и смотрели, не появились ли птенцы.

Если вы в Саду частый гость, то, наверное, знаете каштан у моста, который всегда зацветает раньше других каштанов, но, скорее всего, вам не известно, почему это происходит. Дело в том, что Питер, тоскующий по лету, играет на дудочке его приход, и каштан, который растет ближе других деревьев к острову, где играет Питер, слышит его игру и верит, что лето уже настало.

Иногда, когда Питер сидел на берегу, негромко наигрывая па дудочке, его охватывали грустные мысли, отчего музыка тоже становилась грустной. А грустил он потому, что никак не мог добраться до Сада, хотя тот виднелся под аркой моста. Питер знал, что ему никогда не бывать настоящим человеком, да вряд ли он и хотел им стать, но как он жаждал играть в те же игры, в какие играют все остальные дети, а лучшее место для игр, конечно же, Кенсингтонский Сад. Птицы рассказывали Питеру, как играют мальчики и девочки, и слезы сожаления навертывались ему на глаза.

Может быть, вы спросите: почему он не переплыл озеро? Я вам отвечу: он не умел плавать. Ему очень хотелось узнать, как это делается, но на всем острове об этом знали только утки, а они были такие бестолковые. Они бы и рады были научить его, но все их объяснения сводились лишь к одному: «Вот так ты садишься на воду и вот так от нее отталкиваешься». Питер неоднократно пытался проделать все сначала, но всякий раз уходил под воду раньше, чем успевал от нее оттолкнуться. Главное, что ему надо было узнать, — это как сидеть на воде и не тонуть, но утки лишь твердили, что столь элементарную вещь объяснить невозможно. Иногда к острову подплывали лебеди, и тогда Питер был готов отдать им весь хлеб, лишь бы они ответили, как сидеть на воде, но как только эти злобные создания все съедали, они шипели на Питера и уплывали.

Однажды он совсем поверил, что нашел способ добраться до Сада. Удивительный белый предмет, похожий на улетевшую газету, парил в небе над островом и вдруг как-то странно дернулся и перекувырнулся несколько раз подряд, словно птица, которой подбили крыло. Питер даже спрятался от испуга, но ему объяснили, что это всего лишь игрушка — воздушный змей и что он, должно быть, вырвал веревку из рук какого-то мальчика и взмыл ввысь.

После этого Питер так сильно полюбил змея, что даже во сне клал на него руку. Птицы стали над ним смеяться, а по-моему, это была милая и трогательная картина, ведь Питер любил его за то, что тот принадлежал настоящему мальчику.

Хотя птицы и не одобряли этой привязанности Питера, те из них, кто постарше, относились к нему с благодарностью за то, что он ухаживал за их неоперившимися птенцами, когда те болели краснухой. Поэтому они предложили показать, как птицы могут запускать змея. Шесть из них взяли в клюв конец веревки и поднялись в воздух, а вслед за ними, к изумлению Питера, полетел и змей, да еще поднялся выше их.

— Еще раз! — крикнул Питер, и птицы, существа по природе своей добрые, запускали змея несколько раз подряд, и после каждого запуска вместо благодарности Питер кричал одно и то же: «Еще! Еще раз!», что показывает, насколько прочно укоренились в нем мальчишеские привычки.

Наконец его храброе сердце переполнилось желанием осуществить один дерзкий план. Питер попросил птиц запустить змея еще раз, чтобы самому прицепиться к его хвосту. На этот раз веревку потянуло сто птиц, а Питер прицепился к змею, собираясь разжать руки, когда будет над Садом. Змей, однако, развалился на куски еще над озером, а Питер несомненно утонул бы, если бы не успел ухватиться за двух возмущенных лебедей и не заставил их отнести его на остров. После этого случая птицы заявили, что больше они не будут участвовать в столь безумной затее.

В конце концов Питер все же сумел добраться до Сада с помощью кораблика, который пустил Шелли, о чем я вам сейчас и расскажу.

Шелли был молодым джентльменом и настолько не взрослым, насколько это возможно. Он был поэтом, а поэты никогда не бывают по-настоящему взрослыми. Они презирают деньги, кроме тех, что необходимы на сегодняшний день, а у Шелли были деньги и на сегодня, и еще пять фунтов сверх того. И вот, прогуливаясь по Кенсингтонскому Саду, Шелли сделал кораблик из пятифунтовой банкноты и пустил его в озеро Серпентин.

К вечеру кораблик достиг острова, и стрижи принесли его к Соломону, который сначала принял его за обычное послание от какой-нибудь женщины, в котором она просила Соломона прислать ей хорошенького ребенка. Когда Соломон развернул кораблик, пущенный Шелли, он был совершенно сбит с толку и собрал на совет своих помощников, которые, обойдя вокруг странной бумажки и как следует рассмотрев ее, сошлись на том, что это послание какого-то жадного человека, который хочет сразу пятерых. Они так решили потому, что на бумажке стояла крупная цифра пять.

— Какая-то ерунда! — крикнул, рассердившись, Соломон и отдал бумажку Питеру, потому что всякие бесполезные предметы, которые волны выбрасывали на остров, обычно отдавались Питеру для игры.

Однако с этой ценной бумажкой Питер играть не стал, — он был очень наблюдательным малышом в ту неделю, которую провел дома, и теперь сразу узнал, что это. Питер решил, что, располагая такой значительной суммой, он сможет наконец попытаться достичь Кенсингтонского Сада. Он стал обдумывать все возможные способы и остановился (и очень мудро, на мой взгляд) на лучшем. Но сначала он должен был объявить птицам об истинной стоимости кораблика, и хотя они были слишком честны, чтобы требовать свой подарок назад, Питер видел, что им стало досадно. Они бросали такие мрачные взгляды на Соломона, который весьма гордился своей мудростью, что тот улетел на дальний конец острова и, сильно удрученный, сидел там, сунув голову под крыло. Питер хорошо знал, что без содействия Соломона на острове нельзя будет ничего добиться, и поэтому последовал за ним и постарался подбодрить.

Однако, чтобы завоевать расположение своего влиятельного друга, Питер этим не ограничился. Надо сказать, что Соломон отнюдь не собирался оставаться на своем посту до самой смерти, а хотел со временем уйти на покой и посвятить лучшие годы своей старости беззаботной жизни на некоем тисовом пеньке в Кенсингтонском Саду, который ему особо приглянулся. Для этого он уже долгие годы понемногу делал запасы в своем чулке. Чулок, принадлежавший какому-то человеку, когда-то выбросило на берег, и ко времени, о котором я рассказываю, в нем уже было сто восемьдесят крошек, тридцать четыре ореха, шестнадцать хлебных корок, старательная резинка и шнурок от ботинка. По подсчетам Соломона, он мог бы уйти на покой и иметь обеспеченную старость, когда чулок наполнится. Сейчас Питер дал Соломону один фунт. Он отрезал его от своей банкноты острой палочкой.