Андрей Гнездилов - Сундук старого принца

— Я вас люблю, — прошептал знакомый голос.

Нэйс отбросила капюшон.

— И вы готовы разделить со мной трон? — спросила она.

— Нет, — хотел проговорить незнакомец, но что-то вдруг сломалось в нем. — Да! — произнес он. — Тысячу раз «да». — В его глазах не было больше ни гордости, ни холода.

Принц-консорт стал королем.

Оглядываясь на прошедшие дни, я с беспомощной робостью угадываю в событиях моей жизни, сплетенной с жизнью друзей, твердые веления Рока, который, словно забавляясь, давал разгореться во мне иллюзии свободной воли, а затем одним дуновеньем тушил ее, отбрасывая меня на тот путь, что был предначертан еще до моего рождения. «Все возвращается на круги своя…» — говорит Библия. И вы, отважные головы, мечтающие построить свой мир в этом мире, вы, юные сердца, зажигающие свои огни среди яркого дня, — тщетны ваши надежды и усилия! Короли и нищие, воины и трусы — все рабы Великого Незнакомца, чья игра движет жизнью, а воля определяется как промысл Бога или судьбы.

Да… моя пряжа спрядена, а ваша еще только начинает прясться, и, если вы спросите, какую истину я познал, я скажу — мудрость круга. Пусть не кажется вам отвлеченным и абстрактным это понятие.

Вглядитесь в свою жизнь… Еще в первое семилетие начат и завершен весь путь человеческой души. Все, что предназначено ей, — становление, любовь, утрата, — всего вкусила она. И в новом цикле повторяются те же события, только на другой сцене, с другими действующими лицами. Но драма одна. Так солнце ежедневно зарождается на востоке и, пройдя зенит, спешит к западу, невзирая на то, хмуро или ясно небо. Кружится, кружится вечное веретено прялки! Не повернуть его в обратную сторону, не остановить ход. И лишь поведать о нем могут человеческие уста. Участник ли, свидетель — не имеет значения, я расскажу историю круга, но вы не стремитесь найти меня под теми именами, которые я открою…

Вместе с меркнущими лучами закатного солнца незваной гостьей скользнула печаль на свадьбу Эдварда Гризли. Алый свет тихим потоком разлился в полукруглой зале и озарил лица людей так, словно зашел и указал на них кому- то бывшему вне замка: «Вот они!» Растерянные улыбки, сощуренные глаза, недовольные гримасы гостей — все это напоминало потревоженный муравейник. В этом неверном и прозрачном озере света каждый ощутил свою наготу, вдруг потеряв маску, оказался самим собой и в страхе желал скорее спрятаться во мраке или убежать прочь. Дрожа и корчась, жизнь и веселье покидали праздничную толпу. И тогда незримый мост спустился из мира ушедших. Портреты вельмож горделиво ступили по нему из золоченых рам, давно умершие красавицы надменно кивнули. Оружие и сверкающие латы на стенах загорелись боевым огнем. Все вещи исполнились тайного величия и смысла, не оставив места людям. Тщетно пытались музыканты овладеть положением, но их инструменты не могли рассеять тягостной атмосферы. Звонкие голоса фанфар казались фальшивыми, литавры предвещали грозу, свирели терзали слух. Постепенно те, кто танцевал, также поддались печали. Они испуганно натыкались на причудливую клетку длинных теней, падавших на пол, и им казалось, что зал превратился в шахматную доску, а люди — в деревянные фигурки. И вот быструю жигу сменила унылая павана, светлый гавот уступил место тяжелой аллеманде и грустному миньону. Воздушный шаг полонеза перешел в истомленный беспомощностью жеманный менуэт.

Наконец последние звуки музыки замерли под темным резным потолком. Толпа устремилась к роскошным столам, думая заглушить тревогу хмелем столетних вин. Но и здесь не нашлось спасения. Надежда, светившаяся сквозь рубиновый хрусталь, разбилась вдребезги о мрачную тоску, заполнившую праздник Тягостное молчание воцарилось в зале. Никто не понимал, что произошло и взоры гостей устремились на хозяев, сидевших во главе стола.

Юная невеста Агота Нийола только что встретила девятнадцатый год своей жизни. Она была прелестна и чиста, и в еще детском взоре ее не скрывалось тени, могущей нарушить гармонию. Зато хозяин пира вызывал явные сомнения в своей непричастности происходящему. Окруженный вниманием верных друзей и любовью невесты, Эдвард, однако, выглядел угрюмым и одиноким. Что-то терзало его, и он тщетно пытался побороть себя, прислушиваясь к тяжелым и ритмичным ударам волн. Эхо прибоя гулко отдавалось в бесчисленных пустых комнатах и галереях. И время от времени Гризли, забывшись раскачивался в такт волнам. Старое кресло с высокой остроконечной спинкой, украшенное львиными мордами, издавало резкий скрип, напоминавший крики чаек Почувствовав всеобщее замешательство, слуги подбежали к своему господину, ожидая приказаний, но он не заметил их.

Меж тем солнце погрузилось в море, оставив облачные крылья посреди неба. Первая звезда одиноко повисла над синей гробницей. Ветер завыл в щелях, требуя впустить его, и вдруг, набравшись сил, гневно распахнул входную дверь. Длинная узкая анфилада заброшенных комнат предстала взору гостей. Они ожидали каких-то страшных знамений, но ничего не случилось. Молния сверкнула, но гром не последовал за ней, и от этого гнет лишь усилился. Полные смутного предчувствия беды, люди не сговариваясь тихо поднялись со своих мест и, суетливо раскланиваясь, поспешили прочь из замка.

— Недоброе место — недолгое счастье! — высказал общее мнение кто-то из гостей, и вскоре стук лошадиных копыт замер среди скал, стерегущих долину…

Два года назад Эдвард Гризли, странствуя вдоль побережья со своим другом Джеймсом Нортоном, наткнулся на древнее гнездо, сохранившееся от былых времен. Мрачная фантазия или преступная совесть, стремясь укрыться от людских взоров, внушили кому-то идею построить здесь небольшой замок. Архитектура его повторяла рельеф скалистого хребта, замыкающего долину с севера. На вершинах, среди бурого покрывала кустарников, природа прихотливо расположила утесы так, что они напоминали возведенные руками людей башни и зубчатые стены, особенно по утрам, когда туман сползал вниз, а влажные от росы камни сверкали, как огоньки грозной твердыни. Долина являла собой свидетельство чудовищной катастрофы или землетрясения. Тысячи гигантских камней и обломков скал, когда-то рухнув вниз, замерли на склонах горы и у самого моря. Лес и вода тщетно пытались скрыть их в своих объятиях, мох и лишайники не смягчали их острых очертаний. Стволы деревьев, вырастающих из-под камней, уродливо изгибались, только усугубляя безрадостную картину, а волны у берега покрывались яростной пеной, из которой, как клыки, выступали острые верхушки рифов. Тем не менее причудливый парк, спускавшийся от замка к морю, мог с успехом соперничать своей суровой и изысканной красотой с любым парком мира. Бесчисленные живописные дорожки, извивающиеся вместе с прозрачными горными ручьями между камней, сотни горбатых мостиков, таинственных пещер и гротов, заросших плющом и лишайником. А крошечные озерца с нависшими над ними сталактитами, окруженные кустами диких роз? А многоголосые песни родников, исторгающих из глубин земли то приглушенный смех, то рыдания?.. Все это поразило воображение Гризли.