Ирина Ставская - Чудесные каникулы

Это был отец девочки.

Дома он подошел к постели и протянул книжку дочке. С той минуты все они подружились с Маришей.

Мариша тогда болела — долго пролежала в постели. И с книжкой не расставалась. Очень уж она их всех полюбила, называла «мои шалунишки». Ей нравилось листать книжку и разглядывать их, с каждым разговаривать, — она сама задавала вопросы и сама отвечала, — или играть с ними в «прятки». Прятала куда-нибудь книжку, а потом искала, повторяя:

— Куда это спрятались мои шалунишки?

И обязательно находила их и радовалась.

Когда Мариша ела, она и их кормила. Но только так, понарошку, потому что не хотела пачкать книжку. Брала кусочек чего-нибудь съестного и каждому давала по-очереди пробовать. Когда «угощала» Куклу или Буратино, приговаривала:

— Ешь, дружок, это «будто сладкий пирог».

Медвежонка уговаривала:

— Ешь, малыш, это «будто мед».

Зайчику:

— Ешь, глазастый, это «будто морковка».

И все ели досыта.

Вечером Мариша никогда не забывала уложить спать своих друзей: аккуратно закрывала книжку и устраивала ее на своем столике у кровати.

Ночью, если Марише было плохо и она не могла уснуть, тогда и ее друзья не спали: вместе с мамой они рассказывали ей разные приключения из их жизни.

Когда Мариша поправилась, мама сказала:

— Не знаю, что больше помогло дочке: лекарства или ее шалунишки. Они очень милы, и девочка их безмерно любит.

Однажды родители сказали Марише, что хотят отвезти ее в деревню.

Вместо всех своих игрушек Мариша взяла с собой книжку и ни за что не соглашалась, чтобы мама спрятала ее в чемодан; уехала, неся ее под мышкой.

В самолете Мариша сидела у окошка и все время показывала своим друзьям села, леса, холмы, реки, города — все, что видела под крылом самолета. Показывала и повторяла:

— А у бабушки еще красивее. У бабушки растет яблоня перед домом, под застрехой ласточки вьют гнезда, а обочины дорожек затканы зеленой травой. Папа сказал.

Теперь, вспомнив эти слова, Ослик глубоко вздохнул…

Неожиданно пришла разлука. Мариша исчезла. Нет Мариши, и все тут. Они одни в темном холодном самолете. Хорошо еще, что сквозь окошки проникает слабый свет фонарей аэродрома.

Кто знает, может быть, Мариша давно улетела на другом самолете к бабушке, к яблоне, к цветам и травам, что растут вдоль тропинки.

Кукла сказала:

— Мариша думает, что если мы нарисованы, то ничего не чувствуем.

Буратино добавил:

— Когда была больна, не разлучалась с нами, «Мои шалунишки!» — передразнил он ее. — А разве мы только шалунишки? У нас душа есть, — заключил Буратино.

Ослик возмутился:

— Хороша хозяйка, ничего не скажешь! Берегла нас, берегла и вышвырнула!

Медвежонок молчал. Сидел, насупившись. Он глубоко задумался и, видно, старался что-то вспомнить. Он так погрузился в свои мысли, что даже курносый нос его сморщился.

Обезьянка, с досадой вертя свой длинный хвост, ляпнула:

— Пока болела, любила нас; а поправилась — идите прочь! Лучше б она поболела еще немножко!

— Лучше ты помолчи! — осадил ее Зайчик.

Вдруг Медвежонок встрепенулся и начал взволнованно топтаться на месте:

— Вспомнил! Вспомнил! Я слышал все, когда Мариша закрывала книжку.

— Что ты слышал? — кинулись к нему со всех сторон.

— Я слышал, как один летчик сказал пассажирам, что где-то гроза и дождь, гром и молнии, и самолет не может лететь дальше, что все пассажиры вынуждены будут ночевать в гостинице аэропорта, здесь, на месте. Сразу все вышли из самолета, летчики закрыли самолет и ушли.

— Ну и что? — спросил Ослик, потому что он ничего не понял.

— Как «ну и что»? — даже прикрикнул на него Медвежонок. — Это значит, что Мариша не покинула нас, а спит сегодня без нас и вернется…

— И завтра утром мы все вместе улетим к бабушке… — закончили его мысль остальные:

— И она поведет нас под яблоню, — сказал Буратино.

— И вместе с нею мы пойдем в гости к цветам, — сказала Кукла.

— А я буду бегать и прыгать среди цветов, — сказала Обезьянка.

— А я буду пастись на зеленой траве, — заключил Ослик.

Неожиданно раздались громкие голоса.

Только теперь Маришины друзья заметили, что уже рассвело. Сразу, в одно мгновение, они схватили велосипед, подняли его на кресло и втолкнули в книжку.

Даже давку устроили, так заторопились каждый на свою страницу. Только Медвежонок стоял в стороне и ждал, пока все займут свои места. Когда, наконец, все угомонились, он аккуратно закрыл книжку, сел на обложку и замер с красной погремушкой в руке…

Первой в самолет вбежала Мариша.

Кинулась к своему креслу.

— Вот они где, мои шалунишки! — и обеими руками прижала книжку к груди.

— Видишь! А ты думала, потеряла книжку! — сказал папа, улыбаясь.

Пассажиры заняли свои места.

Летчики закрыли дверь. Загудели моторы. Самолет вздрогнул и поднялся в воздух…

Мариша сидела у окна и разговаривала со своими друзьями — показывала им села, холмы, реки, города — и рассказывала о бабушкином доме.

Тинел проснулся и в первое мгновение не мог сообразить, где он. Приоткрыл глаза и увидел угол своей подушки, на которой спит с тех пор, как помнит себя на свете, увидел и свое шерстяное одеяло, также давным-давно знакомое.

И все же почувствовал, что что-то не так, как всегда…

Заметил, что на стене нет зеленого листка, о котором он иногда вечерами придумывал столько сказок, воображая, что это не просто листок, а зеленая лодка, быстрая и юркая, на разъяренных волнах незнакомого моря… Где же листочек? Где лодка? Где храбрые мальчики из лодки? Ведь он их всех хорошо знает, потому что это его друзья, и ему даже трудно припомнить, сколько раз сидел он в этой зеленой лодке рядом с ними! И ни разу не случилось, чтобы он оказался хуже их, не таким храбрым… Где же листок?!

Или мама убирает в доме и сняла ковер со стены?..

Но почему стены не видно, она же белая?

Тинел высунул руку из-под одеяла и прикоснулся пальцем к стене: она тихонечко заколебалась… Брезент!

Перед его глазами была никакая не стена, а зеленовато-коричневый брезент.

Сразу повеселев, Тинел даже тихонечко прыснул: только теперь он вспомнил, где находится, и очень обрадовался. Он — в палатке!

А ночью Тинел спал на раскладушке… Вот между раскладушкой и грубым брезентом растет одуванчик и пучок зеленой травы.

Тинел повернул голову и увидел три раскладушки, поставленные вдоль стен палатки: мамину, Лины, его сестры, и Миликэ, старшего брата. Постели на раскладушках были застланы, все куда-то ушли.