Владимир Аникин - Сказки русских писателей

На углу, где горел трехрукий фонарь, вдоль тротуара стояли экипажи. Цветочницы продавали розы. Кучера переговаривались с цветочницами.

— Его протащили в петле через весь город. Бедняжка!

— Теперь его посадили в железную клетку. Клетка стоит во Дворце Трех Толстяков, — сказал толстый кучер в голубом цилиндре с бантиком.

Тут к цветочницам подошла дама с девочкой, чтобы купить розы.

— Кого посадили в клетку? — заинтересовалась она.

— Оружейника Просперо. Гвардейцы взяли его в плен.

— Ну и слава богу! — сказала дама.

Девочка захныкала.

— Отчего же ты плачешь, глупенькая? — удивилась дама. — Ты жалеешь оружейника Просперо? Не надо его жалеть. Он хотел нам вреда… Посмотри, какие красивые розы…

Большие розы, как лебеди, медленно плавали в мисках, полных горьковатой воды и листьев.

— Вот тебе три розы. А плакать незачем. Они мятежники. Если их не сажать в железные клетки, то они заберут наши дома, платья и наши розы, а нас перережут.

В это время пробежал мимо мальчишка. Он дернул сначала даму за ее плащ, расшитый звездами, а после девочку за ее косичку.

— Ничего, графиня! — крикнул мальчишка. — Оружейник Просперо в клетке, а гимнаст Тибул на свободе!

— Ах, нахал!

Дама топнула ногой и уронила сумочку. Цветочницы начали звонко смеяться. Толстый кучер воспользовался суматохой и предложил даме сесть в экипаж и поехать.

Дама и девочка укатили.

— Подожди, прыгун! — крикнула цветочница мальчику. — Иди-ка сюда! Расскажи, что ты знаешь…

Два кучера сошли с козел и, путаясь в своих капотах с пятью пелеринками, подошли к цветочницам.

«Вот кнут так кнут! Кнутище!» — подумал мальчишка, глядя на длинный бич, которым помахивал кучер. Мальчишке очень захотелось иметь такой кнут, но это было невозможно по многим причинам.

— Так что ты говоришь? — спросил кучер басом. — Гимнаст Тибул на свободе?

— Так говорят. Я был в порту…

— Разве его не убили гвардейцы? — спросил другой кучер тоже басом.

— Нет, папаша… Красотка, подари мне одну розу!

— Подожди, дурак! Ты лучше рассказывай…

— Да. Вот, значит, так… Сначала все думали, что он убит. Потом искали его среди мертвых и не нашли.

— Может быть, его сбросили в канал? — спросил кучер.

В разговор вмешался нищий.

— Кого в канал? — спросил он. — Гимнаст Тибул не котенок. Его не утопишь! Гимнаст Тибул жив. Ему удалось бежать!

— Врешь, верблюд! — сказал кучер.

— Гимнаст Тибул жив! — закричали цветочницы в восторге.

Мальчишка стянул розу и бросился бежать. Капли с цветка посыпались на доктора. Доктор вытер с лица капли, горькие, как слезы, и подошел ближе, чтобы послушать, что скажет нищий.

Тут разговору помешало некоторое обстоятельство. На улице появилась необыкновенная процессия. Впереди ехали два всадника с факелами. Факелы развевались, как огненные бороды. Затем медленно двигалась черная карета с гербом.

А позади шли плотники. Их было сто.

Они шли с засученными рукавами, готовые к работе, — в фартуках, с пилами, рубанками и ящиками под мышкой. По обе стороны процессии ехали гвардейцы. Они сдерживали лошадей, которым хотелось скакать.

— Что это? Что это? — заволновались прохожие.

В черной карете с гербом сидел чиновник Совета Трех Толстяков. Цветочницы перепугались. Подняв ладони к щекам, они смотрели на его голову. Она была видна через стеклянную дверцу. Улица была ярко освещена. Черная голова в парике покачивалась, как мертвая. Казалось, что в карете сидит птица.

— Сторонись! — кричали гвардейцы.

— Куда идут плотники? — спросила маленькая цветочница старшего гвардейца.

И гвардеец прокричал ей в самое лицо так свирепо, что у нее раздулись волосы, точно на сквозняке:

— Плотники идут строить плахи! Поняла? Плотники построят десять плах!

— А!

Цветочница уронила миску. Розы вылились, как компот.

— Они идут строить плахи! — повторил доктор Гаспар в ужасе.

— Плахи! — прокричал гвардеец, оборачиваясь и скаля зубы под усами, похожими на сапоги. — Плахи всем мятежникам! Всем отрубят головы! Всем, кто осмелится восстать против власти Трех Толстяков.

У доктора закружилась голова. Ему показалось, что он упадет в обморок.

«Я слишком много пережил за этот день, — сказал он про себя, — и, кроме того, я очень голоден и очень устал. Нужно поторопиться домой».

В самом деле, доктору пора было отдохнуть. Он так был взволнован всем происшедшим, увиденным и услышанным, что даже не придавал значения собственному полету вместе с башней, отсутствию шляпы, плаща, трости и каблуков. Хуже всего было, конечно, без очков. Он нанял экипаж и отправился домой.

Доктор возвращался домой. Он ехал по широчайшим асфальтовым улицам, которые были освещены ярче, чем залы, и цепь фонарей бежала над ним высоко в небе. Фонари походили на шары, наполненные ослепительным кипящим молоком. Вокруг фонарей сыпалась, пела и гибла мошкара. Он ехал по набережным, вдоль каменных оград. Там бронзовые львы держали в лапах щиты и высовывали длинные языки. Внизу медленно и густо шла вода, черная и блестящая, как смола. Город опрокидывался в воду, тонул, уплывал и не мог уплыть, только растворялся нежными золотистыми пятнами. Он ехал мостами, изогнутыми в виде арок. Снизу или с другого берега они казались кошками, выгибающими перед прыжком железные спины. Здесь, у въезда, на каждом мосту располагалась охрана. Солдаты сидели на барабанах, курили трубки, играли в карты и зевали, глядя на звезды. Доктор ехал, смотрел и слушал.

С улицы, из домов, из раскрытых окон кабачков, из-за оград увеселительных садов неслись отдельные слова песенки:

Подвыпивший франт подхватил этот куплет. У франта умерла тетка, имевшая очень много денег, еще больше веснушек и не имевшая ни одного родственника. Франт получил в наследство все теткины деньги. Поэтому он был, конечно, недоволен тем, что народ поднимается против власти богачей.

В зверинце шло большое представление. На деревянной сцене три толстые косматые обезьяны изображали Трех Толстяков. Фокстерьер играл на мандолине. Клоун в малиновом костюме, с золотым солнцем на спине и с золотой звездой на животе, в такт музыке декламировал стихи:

— Пришли последние деньки! — закричали со всех сторон бородатые попугаи.

Шум поднялся невероятный. Звери в разных клетках начали лаять, рычать, щелкать, свистать.