Коллектив авторов - 100 сказок народов мира

В этом городе теперь сговариваются на преступления, подстерегают из-за угла, убивают.

И отцу Бертольду кажется, что он слышит на своем лице дыхание этой вековой злобы, наполняющей воздух всего мира. И в сердце рождается сомнение: – Точно ли люди созданы для добра и любви? О, он знает, что это значит!

Это дьявол искушает его, как искушал некогда св. Дионисия. Об этом он читал в анналах [42].

Св. Дионисий был великий подвижник, и дьяволу очень хотелось столкнуть его со стези добродетели, смирения и подвижничества.

Взор св. Дионисия всегда был устремлен в землю, – начало и конец человечества.

Даже идя в церковь, он смотрел, не задавит ли хотя и нечаянно, или не причинит ли вреда какой-нибудь маленькой твари.

А если замечал ползущую букашку, то осторожно брал ее и клал на траву в безопасное от прохожих место, чтобы и другой кто нечаянно не сделал зла маленькому созданию божьему.

И было каждое его доброе дело – великим посрамлением дьяволу, потому что нет дьяволу худшего посрамления, чем доброе дело, сделанное человеком.

И терпел дьявол из-за св. Дионисия великий срам и стыд. И стал он искушать святого.

Дьявол являлся к св. Дионисию в виде восточных послов, которые приносили ему лучшие сокровища мира и звали его якобы на царство, где он мог бы доставить счастье тысячам людей и всесветную славу себе.

Но св. Дионисий не прельстился ни богатством, ни славой, ни властью, – и не отступил от служения единому господу. Когда св. Дионисий постился, не вкушая ничего, и изнемогал уже от поста, дьявол расставлял перед ним богато убранные столы, которые ломились под тяжестью яств и благоухающих напитков; среди цветов были разложены редкие, спелые сочные плоды.

Но св. Дионисий, взирая на все это, только еще усерднее продолжал свой пост, посрамляя дьявола.

Когда св. Дионисий в поле изнемогал на работе от зноя, перед ним вырастали тенистые леса, в которых журчали кристальные ручьи и пели дивные птицы.

Деревья тихо качали ветвями и манили в прохладу на отдых в час, предназначенный для молитвы. Но св. Дионисий опускался на колени и, палимый знойными лучами солнца, молился еще больше обыкновенного.

Тогда, много раз посрамленный, дьявол решил искусить святого страхом и явился ему во всем мерзком величии своем.

Но св. Дионисий, правый пред господом, не ощутил страха в чистом сердце своем: он бестрепетно взирал на дьявола и оставил в анналах даже описание мерзкого его облика.

«И были глаза его, как уголь, – писал св. Дионисий, – дыханье его, как сера, и жег взгляд его, как селитра».

– Сера, селитра и уголь… сера, селитра и уголь… Вот формула искусителя.

Отец Бертольд бестрепетной стопою направился к горнилу. Он вызовет дьявола и смело взглянет ему в лицо, посрамив, как св. Дионисий.

Он погасил лампаду, теплившуюся перед распятием, смешал в ступе серу, селитру и уголь, высоко поднял и опустил пестик.

– Incubus! Incubus! Incubus! [43]

Страшный грохот потряс обитель до основания. Из ступы взвился столб пламени, и среди огня появился некто, с сатанинской улыбкой, с золотым мечом в руках.

– Спасибо тебе, приятель, за услугу! – сказал он голосом, от которого у отца Бертольда заледенело и остановилось сердце.

– Ты славно помог мне выбраться из этой смеси. Ты славную оказал мне услугу. Отныне людям не нужно уж будет убивать друг друга поодиночке и лицом к лицу. Они получили возможность убивать издалека и разрушать целые города. Ты сделал угодное мне: ты дал меч в руки безумному, дал отличное орудие человеческой ненависти.

Сказал и исчез, наполнив воздух дымом и смрадом. Когда перепуганные монахи, с отцом настоятелем во главе, вбежали в келью, отец Бертольд лежал, как мертвый.

– Он видел дьявола! – сразу сказал опытный в таких делах настоятель. – И дьявол навек опалил его лицо своим адским огнем. Смотрите на эти черные точки, которые въелись навсегда в лицо и руки. Так часто стремленье к познанию влечет нас к греху. И из добрых стремлений родится худой конец. Познанье рождает сомненье, сомненье грех. Бойтесь познанья, дети мои.

Монахи слушали его, испуганные, смятенные сердцем. Отца Бертольда окропили святой водой.

Мало-помалу он открыл глаза, в которых отразился ужас.

– Что ты шепчешь устами, сын мой? – спросил настоятель. – Какую молитву?

– Сера, селитра и уголь! – как безумный повторял отец Бертольд. Его формула: сера, селитра и уголь…

– Сера, селитра и уголь! – с испугом шептали вслед за ним отцы монахи.

– Запрещаю вам, именем церкви, повторять когда-нибудь кому-нибудь эту формулу искусителя, дабы не ввести в соблазн мир! – торжественно сказал настоятель, и монахи подтвердили:

– Аминь!

Но формула была уже сказана. Ее пугливо повторяли между собой монахи, рассказывая о диковинном приключении с отцом Бертольдом, от них подслушали горожане, – и страшная формула искусителя облетела весь мир:

– Сера, селитра и уголь!

Никто из мирян не видел в монастыре черного лица отца Бертольда.

Он заживо похоронил себя в подземельи и даже попросил спеть над ним заупокойную мессу [44].

Дни и ночи замаливал он пред господом свой тяжкий, свой незамолимый грех. Мир был ему чужд, как и он миру.

И лишь изредка монах, приносивший отцу Бертольду немного хлеба и кружку воды на неделю для поддержания грешной плоти, – говорил ему о страшных бедствиях, о полях, залитых кровью, о целых разрушенных городах, – о тех злодействах, которые люди делают при помощи серы, селитры и угля.

И отец Бертольд в смертельном ужасе падал тогда ниц на пол:

– Замолить ли мне мой страшный, мой незамолимый грех?

А перед его очами среди могильной тьмы восставал некто, с сатанинской улыбкой и с золотым мечом, – и говорил:

– Ты славную услугу оказал мне, приятель!

И сердце Бертольда леденело и останавливалось.

Когда Магадэва создал человека, – человека приветствовала вся природа.

По пути его на земле вырастала трава, чтоб человеку не жестко было ступать.

Когда человек проходил мимо, зеленые лужайки улыбались ему цветами.

Солнце грело человека, а пальмы расправляли свои листья, когда человек садился отдохнуть в их тени.

Птицы хором гремели самые лучшие песни при его приближении.

А маленькие воробьи и трясогузки скакали впереди и кричали:

– Человек идет! Человек идет!

Бананы протягивали ему свои плоды:

– Не хочешь ли ты есть?

И, завидев человека, на кокосовой пальме спешил созреть плод и упасть к ногам человека.

Робкие серны выглядывали из-за лиан, чтобы посмотреть на человека.

Человек был скромен и застенчив.

Он думал, – так как Магадэва дал ему беспокойную, пытливую мысль, – он думал: