Меган Тернер - Вор (ЛП)

Я все еще был голоден, но есть на ходу не мог. Было слишком утомительно подпрыгивать в седле в такт движению лошади и жевать пищу. Я скакал по дороге между Полом и Амбиадесом, пока не вошел в ритм и не перестал нервничать.

Халдей предупредил Софоса с Амбиадесом держать язык за зубами, когда в пределах слышимости появятся другие путники, потому что их акцент безошибочно указывал на них, как на представителей сунийской аристократии.

— А ты, Ген, можешь не беспокоиться, — снова поддразнил он меня.

— В самом деле?

— Аттолийская шваль практически неотличима от сунисийской, — сказал он, и я засмеялся вместе со всеми.

Я гордился своим жаргоном, который к тому же оказался универсальным языком.

Когда мы остались на дороге одни и перешли на шаг, чтобы дать лошадям отдохнуть, Софос спросил, что случится, если кто-нибудь догадается, что мы не из Аттолии.

— Ничего, — пожал плечами халдей. — Купцы по-прежнему ведут здесь свою торговлю. Товарообмен будет продолжаться вплоть до открытой войны, но может не остановиться даже тогда.

— А если они узнают, для чего мы здесь? — спросил я.

Прежде чем ответить, халдей бросил на меня острый взгляд.

— Тогда нас, наверное, арестуют и отведут к королеве.

Я понял, что он предоставил нам самим догадываться о последствиях.

— И что она сделает? — я всегда был против недомолвок.

— Прикажет обезглавить нас всех. Публично.

Я вздрогнул и почесал шею. Амбиадес слегка позеленел. Всю оставшуюся часть дня он был обидчив и неприятен в общении.

Когда мы подошли к Профактии, уже смеркалось и количество путников на дороге увеличилось. Мы сбавили скорость и, выждав, когда в поле зрения не будет ни одного человека, скрылись в придорожный кустах. Пришлось подождать еще немного, пока Пол с халдеем не пришли к мнению, что все сборщики оливок покинули свои рощи. Далее мы спокойно ехали среди оливковых деревьев, не видя города, так что я остался немного разочарован. Ночью, никем не замеченные, мы вернулись на дорогу. Луна вовсю серебрила верхушки олив. Ночной воздух был довольно прохладен, так что все мы вытащили плащи из седельных сумок. Мы держались в тени деревьев, как грабители, и ехали, пока я не начал дремать в седле. Луна уже приблизилась к горизонту, когда халдей наконец повернул лошадь вглубь рощи и велел искать место для лагеря. Мы съели наш ужин холодным и заснули без огня.

Пол разбудил всю кампанию перед рассветом, и халдей повел нас дальше в лес, время от времени сверяясь с компасом в кожаном мешочке. Через час или два после того, как воздух начал теплеть, мы остановились позавтракать на маленькой полянке, где несколько старых оливковых деревьев засохли, а новые не были высажены. На завтрак были неизменные хлеб и сыр, но Пол вскипятил воду над маленьким костерком и сварил кофе, заправив его щедрой порцией сахара. — Надо взбодриться, — сказал он.

Из-под корней старого дерева бил небольшой родник, и халдей предложил помыться перед дорогой. Софос и Пол быстро сбросили одежду и начали плескаться в холодной мелкой воде. После недолгих колебаний я присоединился к ним. Мне бы не хотелось, чтобы они сочли меня большим любителем мытья, но прохладная вода освежала и снимала усталость. На берегу остался сидеть один Амбиадес, завернутый в плащ, а маленький стаканчик с кофе остывал перед ним на камне. Все утро он был молчалив, и я вспомнил, что предыдущий вечер так же прошел без насмешек надо мной и Софосом. Он размышлял явно не об утреннем купании, и мне даже стало интересно, какая неприятная мысль пришла ему на ум, когда он вскочил с места, как испуганный кот. Халдей плеснул на него горсть воды.

— Иди мыться, — сказал он.

Амбиадес поднялся и бросил свой плащ рядом с другими на берегу ручья. Рядом с плащом Софоса он представлял собой довольно печальное зрелище. Все остальные плащи были хорошо сшиты, но без всяких модных ухищрений. Мне, вероятно, достался один из старых плащей халдея, у Пола был простой плащ военного покроя, зато Софос щеголял в портновском шедевре из дорогой шерсти с шелковой бахромой по низу. Рядом с ним узкий плащ Амбиадеса просто кричал о бедности, он был выношенным и давно вышедшим из моды, не говоря уже о цепочке дырочек, проеденных молью от ворота до подола за время небрежного хранения.

Зайдя в воду по щиколотку, Амбиадес обернулся на халдея и Софоса, которые уже вышли на берег и сворачивали свои плащи. Его глаза сузились, а волосы на затылке начали приподниматься, как у собаки. Я и раньше наблюдал зависть на людских лицах и знал, что сейчас мне лучше удержаться от замечаний вслух. Амбиадес поймал мой взгляд, и зависть сменилась праведным презрением. Без сомнения, с его точки зрения я был самым никчемным существом во вселенной.

— На что ты уставился, плебей, — прорычал он.

— На господские обноски, — я изящно поклонился и скосил глаза на его жалкий плащ.

Мгновение спустя я лежал на спине в холодной воде ручья, в глаза мне светило яркое солнце, а в ушах стоял громкий звон. Амбиадес стоял надо мной и что-то кричал о своем деде, кажется, он тоже был когда-то князем. Не многовато ли князей для такой тесной компании? Он пнул меня еще раз, но Пол положил руку ему на плечо и вытащил на берег.

Теперь между мной и солнцем возник силуэт халдея.

— Немного осмотрительности не помешает, Ген, тем более в твоем положении, — сказал он. — Извинения тоже будут вполне уместны.

Мое положение было не самым удобным, с этим я готов был согласиться, но его легко было изменить. Я подтянул колени к подбородку и вскочил на ноги.

— Извиниться? — спросил я. — За что?

Я отошел в сторону, ощупывая распухшую губу и слизывая кровь с уголка рта. Немного задержавшись у раскрытого седельного мешка, и вытащив оттуда гребень, я уселся на ствол мертвой оливы, чтобы расчесать свалявшиеся волосы и изгнать с головы кое-каких оставшихся тюремных вшей. Пол убирал в сумку свой кофейник, а Софос с Амбиадесом седлали лошадей.

Халдей стоял и смотрел на меня. Через некоторое время он открыл рот, и я ожидал, что он предложит мне постричься, но он резко спросил:

— Где ты взял эту расческу?

Я в недоумении посмотрел на гребень в моей руке. Он был красивый и, вероятно, дорогой: сделанный из панциря черепахи, с несколькими сломанными зубцами, но зато с инкрустированной золотом спинкой.

— Наверно, это принадлежит Амбиадесу, — сказал я наконец. — Я взял его из мешка.

Амбиадес повернулся так быстро, что лошадь, которую он седлал, испугано присела. Он оставил ее, перебросив уздечку через голову, пересек поляну и вырвал гребешок из моих рук. Его кулак просвистел около моего лица, но на этот раз я был готов и успел уклониться, так что он ударил меня в плечо. Тем не менее, он свалил меня с места, где я сидел, и я приземлился на бок в грязь по другую сторону ствола. Приземлился я вполне благополучно, но решил вскрикнуть, давая понять, что повредил руку.