Евгений Опочинин - При Иване Грозном

— Кто тут? — в испуге вскрикивает царь.

— Твои холопи, великий государь! — слышит он голос Вяземского.

Но вот царские сани и всадники поравнялись с Челяднинским двором. «Много добра у князя Данилы», — думает Иван Васильевич, а со стороны опять шепот: «престани, престани»…

Словно сами собой распахнулись тесовые ворота, и вся ватага с вершниками впереди стала вваливаться во двор. У крыльца остановились царские сани. Спешились опричники и бояре, сгрудились около царя. Вот под руки ведут его по крылечным ступеням, а у самих в руках у кого нож, у кого топор… Смутный говор пробегает в толпе и врывается в святую тишину. Раскрыта окованная дверь — просторные сени палат, а там видна «крестовая»: желтые свечи рядами горят в паникадильцах перед иконами, а ярче всех перед праздничной Рождества Христова. И чудное дело! Царь смотрит — и не верит своим зорким очам: неведомый старец, что всю дорогу шептал ему на ухо смутные угрозы, уж здесь. Он стоит лицом к нему, маленький и тощий, с косицами белых волос на голове и бороде, в сияющей серебротканной одежде, и манит его к себе. А за ним князь Данило Иванович с малым внучком на руках. И радуется безвинный младенец невиданному сборищу, смеется… Тешит его золотая парча царской одежды, радуют сверкающие камни на околе его шапки…

Позади, в сенях, тяжело затопали, застучали когтями грузные звери. Иван Васильевич обернулся и махнул рукой. В один миг всё стихло, а потом отхлынуло назад, на крыльцо, а там и на двор. В палатах остались только опричники и ближние люди.

И вдруг у Крестовой, вместо скоморошьей коледы, раздалась радостная рождественская песнь. «Дева днесь Пресущественного рождает»… слабый и дрожащий запел старческий голос. «И земля вертеп» Неприступному приносит" — слился с ним голос царя, подстали опричники и бояре… И полились чудные слова торжественным могучим хором перед иконой Рождества Христова.

Суббота Осетр выскочил из хором позади поводырей и медведей и остановился на дворе. Звери сбились вместе и обратили свои страшные морды к востоку… А сзади, в палатах, стройно раздавался хор царского славленья. И вдруг Суббота увидел, что медведи разом уткнулись в снег головами, будто творя земные поклоны… В великом страхе скоморох упал на колени…

После того по Москве долго ходила молва, что у князя Челяднина вместе с царем и лютые звери славили Бога.

По славлении бил челом и подносил Ивану Васильевичу алое сукно, парчу и золотые ковши боярин князь Данило Иванович Челяднин, радостный, что миновала смертная гроза. Светлый же старец исчез, а как — никто и не приметил.

1910

Неизбытной — неминуемой, непереносимой.

Искрутился — испечалился, изгоревался

Вершили — казнили.

Держальники — послуживцы — сторонники, близкие люди больших бояр, выхолившие с ними на службу.

Заплечные мастера — палачи.

Бирючи — глашатаи, сзывальщики.

Учинился — сделался, стал.

Сполохи — северное сияние.

Домры, гусли, гудки — древне-русские музыкальные инструменты.

Хари — маски.

Имать — брать.

Опальные — люди, навлекшие на себя гнев царя

Избыть — избавиться.

О двуконь — в две лошади, парой.

Кромешный здесь: темный, ужасный

Сырояден — человек зверь, кровопийца.

Столец — кресло, трон.

Один из любимцев Иоанна.

Земно ударил челом — поклонился до земли.

Легкая верхняя одежда.

Неугожее — не подходящее.

Яма — тюрьма.

Братина — большой сосуд, похожий по Форме на горшок

Почестная чаша — заздравная; чаша, которую пили в честь кого-нибудь.

Класть поруху чести — нарушать честь, оскорблять.

Велий — больший.

По установленному обычаю, чинно.

Людей, вооруженных пищалями, ружьями.

В ратном уборе — при оружии.

Летник — одежда женская.

Наверху — у паря.

Недельщики у татебной ямы — сторожа у воровской тюрьмы.

Окончины — оконные рамы. В старину в них вместо стекол вставлялась слюда.

Верховые, всадники.

Перестань.