Вильгельм Гауф - Сказка о мнимом принце

Я должен начать издалека, чтобы быть для тебя вполне понятным. Я родился в Александрии от христианских родителей. Мой отец, младший сын старого известного французского дома, был в Александрии консулом своей страны. С десятого года я воспитывался во Франции у брата моей матери и только через несколько лет после начала революции покинул свое отечество, чтобы с дядей, который в стране своих предков уже не был в безопасности, искать убежища за морем, у моих родителей. Мы вышли на берег, исполненные надежды снова найти в родительском доме покой и мир, которых нас лишил восставший французский народ. Но увы! Я нашел в доме своего отца не все так, как должно было быть. Правда, внешние потрясения бурного времени туда еще не достигли, но тем неожиданнее посетило мой дом глубокое горе. Мой брат, молодой, подававший надежды человек, первый секретарь моего отца, только недавно женился на молодой девушке, дочери флорентийского дворянина, который жил по соседству с нами. За два дня до нашего прибытия она вдруг исчезла, причем ни наша семья, ни ее отец не могли найти от нее ни малейшего следа. Наконец стали думать, что она во время прогулки решилась зайти слишком далеко и попала в руки разбойников. Для моего бедного брата эта мысль была почти более утешительна, нежели истина, которая нам очень скоро открылась. Вероломная женщина уехала на корабле с одним молодым неаполитанцем, с которым она познакомилась в доме своего отца. Мой брат, крайне возмущенный этим поступком, употреблял все, чтобы наказать виновную, но напрасно: его попытки, которые в Неаполе и Флоренции возбудили внимание, послужили только к тому, чтобы довершить несчастье его и всех нас. Флорентийский дворянин уехал назад в свое отечество под предлогом добиться права для моего брата, а на самом деле, чтобы погубить нас. Во Флоренции он прекратил все те розыски, которые начал мой брат, и сумел так хорошо воспользоваться своим влиянием, приобретенным всякими способами, что мой отец и брат стали подозрительны для нашего правительства. Захваченные позорнейшими средствами, они были отвезены во Францию и там умерщвлены топором палача. Моя бедная мать сошла с ума, и только спустя десять долгих месяцев смерть избавила ее от этого ужасного состояния, которое, однако, в последние дни стало полным, ясным сознанием. Таким образом, теперь я был на свете совсем один. Только одна мысль занимала мою душу, только одна мысль заставляла меня забывать мою печаль – это было то мощное пламя, которое в свой последний час зажгла во мне моя мать.

В последние часы, как я тебе сказал, ее сознание вернулось. Она велела позвать меня и спокойно говорила о нашей судьбе и о своей кончине. А затем она всем велела уйти из комнаты, с торжественным видом поднялась со своего бедного ложа и сказала, что я могу получить ее благословение, если поклянусь ей исполнить то, что она поручит мне. Тронутый словами умирающей матери, я с клятвой обещал сделать все, что она скажет мне. Затем она разразилась проклятиями флорентийцу и его дочери и, с ужаснейшими угрозами проклясть меня, поручила мне отомстить ему за мой несчастный дом. Она умерла на моих руках. Эта мысль о мести уже давно дремала в моей душе – теперь она пробудилась со всей силой. Я собрал остатки отцовского имущества и поклялся себе рисковать всем для своей мести или самому тоже погибнуть.

Скоро я был во Флоренции, где проживал тайно, как только можно было; но мой план был очень затруднен положением, в котором находились мои враги. Старый флорентиец сделался губернатором и, таким образом, имел в руках все средства погубить меня при самом ничтожном подозрении. Мне пришел на помощь случай. Однажды вечером я увидел, что по улицам идет человек в знакомой ливрее. Его нетвердая походка, мрачный взгляд и вполголоса произносимые итальянские ругательства позволили мне узнать слугу флорентийца, старого Пьетро, которого я знал уже в Александрии. Я не сомневался, что он сердит на своего господина, и решил воспользоваться его настроением. Он, по-видимому, был очень поражен, увидев меня здесь, и стал жаловаться мне на свое горе, что ни в чем не может больше угодить своему господину, с тех пор как он стал губернатором. Мое золото, при поддержке его гнева, скоро склонило его на мою сторону. Теперь самое трудное было устранено, я нанял человека, который во всякий час открывал мне двери моего врага, и вот мой план мести созревал все быстрее. Мне казалось, что жизнь старого флорентийца имеет слишком ничтожное значение сравнительно с гибелью моего дома. Он должен был видеть убитым свое самое любимое существо, а это была его дочь Бианка. Ведь это она совершила с моим братом такое постыдное злодеяние, ведь все-таки она была главной причиной нашего несчастья. Моему сердцу, жаждавшему мести, было даже очень желанным известие, что именно в это время Бианка хочет во второй раз выйти замуж. Было решено, что она должна умереть. Но для самого меня это дело было страшно, а силам Пьетро я тоже слишком мало доверял; поэтому мы стали высматривать человека, который мог бы исполнить это. Среди флорентийцев я никого не решался нанять, потому что против губернатора никто не предпринял бы ничего подобного. Тогда Пьетро пришел в голову план, который я впоследствии привел в исполнение; вместе с тем он предложил тебя, самого подходящего как иностранца и врача. Ход дела ты знаешь. Мое предприятие разбивалось, по-видимому, только о твою чересчур большую осторожность и честность. Поэтому нужен был случай с плащом.

Пьетро открыл нам калитку у дворца губернатора. Он же и вывел бы нас, если бы мы не убежали, испуганные ужасным зрелищем, которое представилось нам через щель в двери. Гонимый ужасом и раскаянием, я убежал больше чем на двести шагов, пока не упал на церковной паперти. Там только я опять опомнился, и моей первой мыслью был ты и твоя страшная участь, если тебя найдут в доме.

Я пробрался к дворцу, но не мог найти никакого следа ни от Пьетро, ни от тебя. Калитка была отворена – таким образом я стал по крайней мере надеяться, что ты мог бы воспользоваться удобным случаем к бегству.

Но когда наступил день, страх быть открытым и непреодолимое чувство раскаяния уже не позволили мне оставаться в стенах Флоренции. Я поспешил в Рим. Представь себе мое смущение, когда через несколько дней везде стали рассказывать эту историю, прибавляя, что убийцу, греческого врача, поймали. Я вернулся во Флоренцию с боязливым опасением; ведь если уже раньше моя месть казалась мне слишком сильной, то теперь я проклинал ее, потому что для меня она была слишком дорого куплена твоей жизнью. Я приехал в тот самый день, который лишил тебя руки.

Я умолчу о том, что я чувствовал, когда видел, как ты входишь на эшафот и так мужественно страдаешь. Но в то время, когда твоя кровь лилась ручьем, во мне утвердилось решение усладить тебе остальные дни твоей жизни. Что произошло дальше – ты знаешь. Мне остается только еще сказать, зачем я совершал с тобой это путешествие.