Рээт Куду - Сказкоешка-Сладкоешка

— Лучше бы ела, — вздохнула Лийз, теперь уже не Лийз. — Вот тогда бы ты была милой кошечкой, а сейчас!.. Если б мне пришлось жить только кошачьим мяуканьем вместо клубничного торта, мороженого и шоколада с орехами, то я бы окончательно лишилась аппетита…

— Такого никогда не может случиться, для этого нужны духовные запросы. Дух, привидение…

— Да-да, и домовой! Пойдем же, киса!

Кошка продолжала умываться узким, как змеиное жало, язычком и явно не спешила.

— Прежде всего надо выяснить, где твой дом. Надеюсь, не в подземелье у крота, где жила Дюймовочка? — рассудительно произнесла она.

— Нет-нет! — воскликнула Лийз, а может быть, и Беляночка.

— И не у мачехи? Вероятнее всего, у гномов! К тому же гномов так много, что я, наконец, смогла бы насытиться самыми разными голосами. Думаю, голос гнома — самое лучшее лакомство. Чего не скажешь про твой голос, Беляночка!

— Разве дом выбирают по тому, что дают на обед? — испуганно спросила Беляночка, которая прежде была Лийз.

— Разумеется, — ответила кошка, продолжая свой туалет. — Не бывает обеда без едоков. А я довольствуюсь малым. У тех, кто говорит, голосов хватает. Болтуны, спорщики, рассказчики могли бы своими голосами прокормить всех кошек, если бы я не была единственной кошкой, у которой есть…

— …духовные запросы, — закончила Беляночка, или Лийз-Беляночка.

— Вот именно, — обрадовалась кошка. — Я самый непривередливый едок на свете. Стоит ли удивляться, что для меня каждый обед — как дом родной. И наоборот.

— Каждый дом — как обед, — согласилась Лийз-Беляночка. — Но если дом можно съесть на обед, то мне придется съесть бабушкино кресло и спицы, и плиту, и сковородку. А для котлет в животе и места не останется.

— А ты попробуй, — хитро подмигнула кошка, — начни с кресла, а потом переходи и к котлетам.

Тут кошка спрыгнула с дерева и бодро двинулась вперед, лавируя между деревьями. Вот так же исчезла за деревьями и бабушка.

Лийз, совсем уже превратившаяся в Беляночку, боялась отстать от кошки и жалобно причитала:

— Я тоже с тобой, подожди меня!

Пробегая мимо старой каменной стены, Беляночка почувствовала на щеке дыхание седин — такой старой была стена.

Посмотрев наверх, девочка увидела, что на стене растет яблоня с зелеными, как мох, яблоками. Ей никогда еще не доводилось есть такие мшисто-зеленые яблоки, но она была уверена, что они вкуснее любых красных и желтых спелых яблок.

— Что ты там увидела на стене? — сердито мяукнула кошка.

— Зеленую, как мох, яблоню и самые сладкие яблоки, — восторженно ответила Беляночка.

— Нет там никаких яблонь и яблок, — вздохнула кошка. — На обычной стене не может расти никакой яблони.

Седое дыхание старой стены слетело со щеки девочки. Беляночка испуганно перевела взгляд с кошки на яблоню.

Дерево и правда исчезло.

А может, его никогда и не было? Не было мшисто-зеленых яблок и кислых зеленушек? А на месте седой стены появилось серое небо.

— Не трать время на всякие глупые стены, — посоветовала кошка, когда стена осталась позади. — Сама же хотела скорее домой.

— Мы совсем не домой идем! — осмелилась возразить Беляночка. — Какой же это дом у гномов?

— Для гномов самый настоящий дом, — фыркнула кошка и перескочила через пенек. — Видать, Белоснежка и впрямь твоя бабушка, коли тебе чудится, что на голой стене яблони растут.

— Нет-нет, — испугалась Беляночка, — моя настоящая бабушка вяжет ярко-синюю кофточку и носки, которые никто не носит.

— Поменяй вязальщицу, — равнодушно обронила кошка.

— Бабушек не меняют, как сапожки. Это моя мама однажды принесла из магазина сапожки, а они жали, вот их и поменяли.

— А если бабушка жмет? — остановилась, рассердившись, кошка. — Что ты глаза вытаращила? Ты уже один раз поменяла свою бабушку на липовую, которая, хи-хи-хи, не очень-то заботится о своей новой внучке. Ну, а теперь у тебя две новых бабушки.

— У меня никогда не было двух бабушек, — снова захныкала Беляночка. — Вот у Маргот две бабушки, и у Кристель, кажется, тоже — где-то в Алутагузе. У других, я точно знаю, что нет, и у меня тем более.

— Бабушки не может быть «тем более»! — передразнила кошка. — Она или есть, или ее нет. А у тебя их сейчас две: Белоснежка и Дюймовочка.

— Две, — вздохнула Беляночка, теряя последнюю надежду. — Я и одну-то бабушку не слушалась. Она только и знала приказывать: вымой руки, причешись, учи сложение, учись писать, а теперь рисуй, да не размазывай краски!

— Кончай ныть! — приказала кошка. — Дюймовочка живет почти так же далеко, как бабушка из Алутагузе. А Белоснежке хватает дел и с гномами. Только у Беляночки была такая глупая бабушка, что дала заманить себя в глухую чащу.

— Не говори так про Белоснежку, — чуть не задохнулась от возмущения Беляночка. — Белоснежка — самая-самая белая, а Дюймовочка — самая-самая маленькая на свете. Мои бабушки не такие глупые, чтобы дать заманить себя куда-то. Это я тебя сейчас заманила, а не ты меня, поняла?!

Кошка обернулась и зевнула.

— Когда зеваешь, надо рот рукой прикрывать, — продолжала, осмелев, Беляночка.

У кошки было четыре лапы, и она так быстро стала перебирать ими, что Беляночка с трудом поспевала за ней.

— Заманивают того, кто позади. Заводит тот, кто впереди, — бормотала кошка, спеша вперед.

— Это очень дурная привычка — ворчать про себя, — заметила Беляночка, с трудом переводя дыхание. — Бабушка всегда говорит, что…

— Какая бабушка? — перебила кошка.

— Бело-дюймо-вязальная, — запинаясь, ответила Беляночка и собралась было всерьез рассердиться, как вдруг из кустов послышалось фырканье, а затем шепот:

— Тише! Не топчите бедный источник!

— К сожалению, я не вижу здесь никакого источника, милый ежик, — подобострастно ответила кошка.

— Чтобы видеть, нужно, скорее, сердце, а не глаза, — дружелюбно заметил ежик.

Только теперь Беляночка увидела, какие у ежика прелестные косящие глазки.

— Говори, говори, — ласково попросила кошка. — От однообразной пищи может разболеться живот. Я уже битый час перевариваю болтовню этой девчонки.

Беляночка даже не успела обидеться, а ежик уже начал свой грустный рассказ:

— Вы стоите как раз на месте чудесного, но всегда печального источника. Светило ли солнышко или шел дождь, завывал ветер или царили тишь да гладь, источник плакал утром и плакал вечером, плакал средь бела дня и плакал ночью. Мы все жалели бедный, вечно плачущий источник. Слезы нескончаемым потоком струились из расщелины в скале и бежали к ручью, прямо туда, где вы сейчас топчетесь. — Ежик вытер свои косящие глазки и важно продолжил: — Мы все, и я тоже, решили утешить источник, сделать так, чтобы он больше никогда не плакал. От медведя толку было мало, у источника от страха слезы закапали еще сильнее. От лисы, этой хвастуньи, тоже пользы не было. Оставался я! Да-да, только мне одному пришла в голову мысль, что солнышко, самое жаркое из всех, может развеселить источник.