Надежда Белякова - Сказки Мухи Жужжалки

– А где наша Мурка? – заинтересовался и сам царь. И царевна рассказала отцу:

– Так наша Мурка здесь, во дворце! Она же день-деньской на подушках, шелками да жемчугами вышитых, нежится, налакавшись сливочек со сметаной. Да и дремлет, мурлычет себе под нос в моей девичьей опочивальне. Куда ей бегать, да еще по всему царству?! Она от такой жизни поперек себя толще стала, точно подушка на четырех лапах.

Да мы того. Мы всё больше для пользы отечества старались. Приглядеть – что, к чему и как – всегда не лишнее! Всё ли в царстве спокойно?! Нет ли где беспорядков? Не затевается ли дело дурное против спокойствия в нашем отечестве? А уж что прихватывали… Так только то, что плохо лежало!

– Ах! О! Ну с вами, стражнички дорогие мои, особый будет разговор! И о том, что у народа намурлыкали, и о том, как службу несли. А тебе, Илья, вот что скажу! – сказал царь, поправляя корону на голове. В руки скипетр с державою взял и торжественно объявил:

– Илюшку не казнить, не в темницу заточить. А… домой отпустить! За то, что на всю державу этаким дурнем прославился. Эх ты! Стражничкам моим поверил?! Этим врунам и лоботрясам поверил! Эх! Отпускаю тебя восвояси! Пусть тебя теперь жена твоя пилит, ругает, умишко выправляет. Потому как страшнее наказания, чем сварливая жена, на свете нет!

– Ну почему нет? – удивилась царевна.

– Нет!!! Вот увечья вроде бы никакого, а мука на всю жизнь, – ответил ей царь-батюшка. Но тотчас спохватился:

– Но постой-ка, а жена-то у тебя ворчливая, то есть сердитая?

– И вовсе никакой нет, – признался обрадованный Илья. Но царя это признание Ильи огорчило. Он призадумался и добавил:

– О! Это плохо! Зря радуешься, голубчик! Мои приказания должны в точности выполняться. И потому слушай следующий мой указ! Самую ворчливую, самую кичливую, самую злющую невесту сыскать и с Илюшкой обвенчать!

– Ах! Папа! Это уж слишком! – всплеснув руками, ужаснулась царевна. Но царь строго одернул дочь:

– Молчи, дочка! Вот вы, стражнички, и будете злючку-невесту для Ильи искать! И за ним присматривать! Ты, Илья, чего здесь ждешь, дожидаешься? Иди домой, наказания ожидай.

И пошел Илья домой понурый, печальный. И стала с того дня вся-то жизнь ему не в радость. Всё из рук валится. Все хозяйство забросил, потому что ждет, дожидается злую невесту. А сам-то все думает:

– Как бы мне от напасти этой злой избавиться?

И… И придумал Илья! Придумал, что станет с этого дня злым. Да что там злым! Таким злющим, что уж злее некуда! Чтобы на все царство прославиться своей злостью. И приказ царя выполнить станет невозможно. И уж тогда ни одна злючка за Илью замуж не пойдет, побоится со злыднем жизнь свою загубить! Решил Илья стать Злыднем – и стал им! Страшным Злыднем! И уж так злобством своим прославился на все-то наше царство, что иначе, как Злыднем, никто его с тех пор не величал. Так живет-поживает с тех пор Илья. Злобствует потихоньку. Совсем облик человеческий со временем потерял. Бородища и волосья всегда всклокоченные, в репьях, в соломе. Рубаха нестиранная на нём – драная. Дом – на хлев походить стал. Одичал, огрубел. Ни слова доброго соседям. Зато брани – сколько хочешь! Подраться – это всегда пожалуйста! А стражники царские в поисках невесты для злыдня Ильи не одни сапоги уж износили. Но, как приказано было царём, отыскать самую злющую невесту для злыдня Ильи – так и не смогли! Потому что злючки-невесты словно вывелись в нашей стороне и во всем царстве! А кому охота свой век со Злыднем маяться? Забоялись девушки, кто на выданье, чтобы за Злыдня замуж не угодить! Правда, и нам, соседям, житья не стало от такого Злыдня, в которого превратился наш Илья. Да! Где кого встретит, так уж неизменно заругается. А то и трепку задаст! Да так злобно. Злющий стал Илья. И поэтому решили соседи:

– А ну его, этого Злыдня! Драчуна злобного! Уедем мы отсюда!

И решили подальше от Злыдня поселиться. Убрались из родной деревни подобру-поздорову. Злыдень один– одинешенек в родной деревне остался. Как-то стал и от родной речи отвыкать. Злиться-то не на кого. Целыми днями молчком. Бродит один по опустевшей деревне. Только с псами бродячими перетявкивается. И со временем выучился он по-собачьи, вроде как разговор вести. Особенно в лунную ночь:

– У-у-у! У-у-у-у! – вот так и подпевать-подвывать собакам тоже научился.

Но уж очень одиноко ему было. Порой просто невыносимо! Как-никак, а раньше с соседями поругивался – вроде как общался. А теперь? Эх! Конечно, теперь они, соседи, далеко. Поселились подальше от Злыдня, за лесами, за полями. И стала Злыдня тревога одолевать:

– А вдруг забудут, каким я Злыднем стал? И приказ царя возьмут да и исполнят!

Испугался парень! И решил: «А я им всем, всему царству напомню о себе. А как? Никого ж поблизости нет. А починю-ка я старую мельницу. На крылья мельницы повешу большущие корзины. Наполню их камнями, сорняками. Дождусь, когда ветер посильнее поднимется, и…»

И так и сделал. И посыпались на поля соседей и сорняки, и камни. Так и сделал Злыдень! Словом, себя не щадил – все корзины с этим сором грузил, пока совсем силы его не покинули. Ух!

Да! Испоганил соседские поля! Совсем испоганил! Все камнями да сорняками усыпал.

Казалось бы, радуйся, веселись, Злыдень Иванович. Ан нет! Оглянулся однажды, а ведь и свое-то поле да грядки тоже испоганил! Да! Урожай ему нынче не собирать!

– Оголодал совсем. Эх! Была не была! Пойду к людям, а там будь что будет, – сказал он сам себе.

Взял посох и пошел. Через лебеду пробирается, о камни спотыкается. От тоски на Луну воет. И наконец, показалось ему, что деревенька вдалеке виднеется:

– Ой! Никак деревня показалась.

А вскоре средь рассветных туманов поля засеянные показались. За окошками жизнь людская шуршит. Шевелится, колобродит. Затосковал наш Злыдень. И от тоски, что было мочи, завопил:

– Эй! Люди! Оголодал я совсем! Дайте работу какую– нибудь! Мочи нет больше злобствовать в одиночестве!

А народ, как увидал его, так топоры да колья похватал! И на него ослабшего, оглодавшего наступают!!! Ох! Кричат ему в ответ:

– А делать-то что можешь? Ты же – Злыдень! Только злобствовать можешь? А? Злее пса сторожевого стал!

– Так псом сторожевым и возьмите!!! Своих – ни-ни, не обижу! От воров, безобразников охранять буду! Кормите только! Не бросайте одного. Одичал я совсем… – сказал Злыдень и завыл от тоски так, что сердце от жалости, того смотри, разорвётся. А люди подумали-подумали и стали советоваться друг с другом. И решили:

– А что? Ведь он прежде-то какой совестливый, сердечный парень был. Нужно бы его пожалеть. Раз покаялся, осознал. Возьмем его сторожем? Возьмем!!! Не чужой он нам, может и впрямь – одумался!

И взяли люди Злыдня-Илью сторожем работать. С тех пор воровства и безобразий всяких поубавилось. А со временем и вовсе не стало. Потому что уж если Злыдень услышит, где-нибудь шумок, так он тут как тут. И такая слава по всему царству про хорошего сторожа – Злыдня пошла. А он старается: день и ночь с колотушкой ходит, смотрит. Нет ли где беспорядков. Со временем стали и другие деревни под его защиту проситься. Тем более что большущая свора при нем собралась верных собак.