Ганс Христиан Андерсен - Сказки Г.-Х. Андерсена

– Ваше величество, вы не должны верить всему, что пишут в книгах! Всё это выдумки, нечто вроде чёрной магии!

– Но ведь эту книгу мне прислал сам могущественный японский император, и в ней не может быть неправды! – возразил император. – Я хочу слушать соловья! Он должен быть здесь сегодня же вечером, я объявляю ему моё высочайшее благоволение! Если же его здесь не окажется в назначенное время, то я прикажу бить всех придворных палками по животу после того, как они поужинают!

– Слушаю-с, – проговорил первый приближённый и опять забегал вверх и вниз по лестницам, по коридорам и залам. С ним вместе носилась и добрая половина придворных – никому ведь не хотелось отведать палок. У всех на языке был только один вопрос: что это за соловей, которого знает весь свет, а при дворе никто не знает.

Наконец отыскали на кухне одну бедную девочку, которая сказала:

– Господи! Да как же не знать соловья! Вот уж поёт-то! Вечером мне позволяют носить моей бедной больной маме остатки от обеда. Живёт мама у самого моря, и вот всякий раз, как я на обратном пути сажусь отдохнуть в лесу, я слышу пение соловья. Мне тогда хочется плакать, а на душе так радостно, словно мама целует меня!..

– Кухарочка! – сказал ей первый приближённый. – Я назначу тебя на штатную должность при кухне и выхлопочу тебе разрешение посмотреть, как кушает император, если только ты сведёшь нас к соловью. Он получит приглашение явиться во дворец сегодня вечером.

И вот все направились в лес, к тому месту, где обычно пел соловей. Чуть не половина придворных двинулась туда. Шли-шли, вдруг где-то замычала корова.

– О! – воскликнули молодые придворные. – Вот он! Какой, однако, сильный голос! И у такого маленького существа! Но мы, бесспорно, слышали его раньше.

– Это мычит корова, – сказала девочка. – Нам ещё далеко идти.

Немного погодя в болоте заквакали лягушки.

– Изумительно! – вскричал придворный проповедник. – Теперь я слышу! Точь-в-точь колокольчик в молельне.

– Нет, это лягушки! – возразила девочка. – Но теперь мы, наверное, скоро услышим его.

И наконец запел соловей.

– Вот это соловей! – сказала девочка. – Слушайте-слушайте! А вот и он сам! – И она показала пальчиком на маленькую серенькую птичку, сидевшую высоко в ветвях.

– Неужели этот? – удивился первый приближённый. – Вот уж не ожидал, что он такой! Какой невзрачный! Очевидно, все его краски полиняли, едва он увидел столько знатных особ!

– Соловушка! – громко закричала девочка. – Наш милостивый император желает тебя послушать!

– Очень рад! – откликнулся соловей и запел так, что все диву дались.

– Словно стеклянные колокольчики звенят! – сказал первый приближённый. – Глядите, как трепещет его горлышко! Удивительно, что мы до сего времени ни разу его не слышали. Он будет иметь большой успех при дворе.

– Хочет ли император, чтоб я продолжал? – спросил соловей: он думал, что император тоже пришёл его послушать.

– Несравненный соловушка! – ответил первый приближённый императора. – На меня возложено приятное поручение пригласить вас на имеющий быть сегодня вечером придворный праздник. Не сомневаюсь, что вы очаруете всех своим дивным пением.

– Пение моё гораздо приятнее слушать в зелёном лесу! – сказал соловей, но, узнав, что император пригласил его во дворец, охотно согласился отправиться туда.

При дворе шли приготовления к празднику. Фарфоровые стены и пол сверкали, отражая свет бесчисленных золотых фонариков; в коридорах были расставлены рядами великолепные цветы, увешанные колокольчиками, которые от всей этой беготни и сквозняков звенели так, что людям трудно было расслышать свои собственные слова.

Посреди огромного зала, в котором сидел император, водрузили золотой шест для соловья. Все придворные были в сборе; позволили стать в дверях и кухарочке – она ведь теперь получила звание придворной поварихи. Все были разодеты в пух и прах и глаз не сводили с маленькой серенькой птички, которой император милостиво кивнул головой.

И вот соловей запел, да так дивно, что у императора слёзы выступили на глазах. Вот они покатились по щекам, а соловей залился ещё более звонкой и сладостной песней, она так и хватала за сердце. Император пришёл в восторг и сказал, что жалует соловью свою золотую туфлю на шею. Но соловей поблагодарил и отказался, объяснив, что достаточно вознаграждён.

– Я видел на глазах императора слёзы – какой ещё награды мне желать! В слезах императора дивная сила. Видит бог, я вознаграждён с избытком!

И опять зазвучал его волшебный, сладостный голос.

– Вот что нужно для успеха! – защебетали придворные дамы и принялись набирать в рот воды, чтобы она булькала у них в горле, когда они станут с кем-нибудь разговаривать. Так они надеялись уподобиться соловью. Даже слуги и служанки дали понять, что получили большое удовлетворение, а это ведь много значит: известно, что этим особам угодить труднее всего. Да, соловей, несомненно, имел успех.

Ему приказали остаться при дворе, поселили его в особой клетке и приставили к нему двенадцать слуг, а гулять разрешили два раза в день и раз ночью, причём каждый слуга крепко держал его за привязанную к лапке шёлковую ленточку. Мало радости в таких прогулках!

Весь город говорил об удивительной птичке, и если встречались на улице двое знакомых, один сейчас же говорил: «Соло», а другой подхватывал: «вей!» – после чего оба вздыхали, сразу поняв друг друга.

Больше того, одиннадцать сыновей мелочных лавочников получили имя Соловей в честь императорского соловья, хотя ни у кого из них не было и признака голоса.

Как-то раз императору доставили посылку с надписью «Соловей».

– Ну вот, ещё новая книга о нашей знаменитой птичке! – сказал император.

Но то была не книга, а затейливая вещица: в небольшой коробке лежал искусственный соловей, очень похожий на живого, но весь осыпанный брильянтами, рубинами и сапфирами. Стоило его завести – и он начинал петь одну из тех песенок, которые пел живой соловей, и поводить хвостиком, отливающим золотом и серебром. На шее у этой птички была ленточка с надписью – «Соловей императора японского жалок в сравнении с соловьем императора китайского».

– Какая прелесть! – воскликнули все придворные.

Искусственного соловья привёз посланец японского императора, и этого человека немедленно утвердили в звании чрезвычайного императорского поставщика соловьев.

– Теперь пусть-ка споют вместе. Вот будет дуэт!

Но дело не пошло на лад: живой соловей пел по-своему, а искусственный – как заведённая шарманка.

– Это не его вина! – сказал придворный капельмейстер. – Он безукоризненно держит такт и поёт по моей методе.

Тогда искусственного соловья заставили петь одного. Он имел такой же успех, как и живой соловей, но был гораздо красивее, весь сверкал, как браслет или брошка.