Витауте Жилинскайте - Путешествие на Тандадрику

— Дружище, — чуть не взвыл от радости Кутас, — иди сюда, в моё кресло! Ура!!!

— По такому случаю, — пробасил увалень Твинас, — поймай-ка наверху мою трубку. И Эйнорину перчатку!

— Это я мигом! — воскликнул Кадрилис, трижды перекувыркнувшись в воздухе от усердия.

— Заодно притащи и шарф, — велела Лягария. — Только не думай, что не будешь наказан за нарушение дисциплины! Я чуть не надорвалась, когда тащила по трапу саквояж. Ещё удивлялась, почему он такой тяжёлый, будто свинцом набитый. А ну, признавайся: что ты оттуда выкинул?

— Самовар, — буркнул заяц, — дырявый…

— Самовар! — схватилась за голову Лягария. — Прекрасный медный самовар! Или я ослышалась? Повтори!

— Дырявый самовар.

— Наказание неизбежно, — сделала вывод начальница.

— На то он и заяц, чтобы путешествовать зайцем, — миролюбиво пробасил Твинас.

Кадрилис в знак благодарности принёс ему трубку, и толстяк шепнул зайцу что-то на ухо.

Потом заяц протянул перчатку Эйноре — та уже собралась ему улыбнуться, но только высокомерно кивнула лысой головой. Под конец одноухий начал собирать лоскутки и запихивать их назад, в саквояж, а когда управился, притащил ношу Лягарии и привязал болтающуюся ручку к ножке её кресла.

— Эй, приятель, — не успокаивался Кутас, — залезай сюда, под мой ремень, я уже его ослабил, мы с тобой тут запросто уместимся.

И — наконец-то! — Кадрилис сложил над головой лапы и одним нырком оказался возле кресла приятеля. Он проскользнул под ремень безопасности и устроился поудобнее рядом со щенком.

— Если бы я знал! — захлёбываясь от радости, ликовал Кутас. — Если бы я мог знать!

— А ведь мог и догадаться! — тихонько, чтобы не услышала строгая Лягария, шепнул ему на ухо Кадрилис.

— Как? — удивился Кутас.

— А ус на что? Я ведь неслучайно сунул его в снег вверх тормашками.

— Ну, я в жизни бы не сообразил, — помотал головой щенок. — Зато мне пришло в голову… Это Твинас специально бросил в тебя саквояж, чтобы…

— Тсс! Не будем выдавать его! — оборвал приятеля на полуслове заяц.

— Прости, — чуть слышно прошептал щенок. — Признайся, ты слышал, как я сказал волшебное слово?

— Ещё бы. Только… я ведь и сам его произнёс.

— Да ну?! В самом деле?

— А как же иначе? Я понял, что хуже у меня в жизни быть не может! И представляешь, едва я произнёс: «На-смеш-ник», как слышу: Твинас предлагает всем посидеть минутку перед дорогой…

— А ещё пингвин хворост разворошил… Только сейчас сообразил, зачем… Хи-хи-хи…

— Ну да, никто не услышал, как я самовар из саквояжа выкинул…

— Ай да Твинас! Толстоват, мешковат, зато какой хитрый и умный!

И приятели, не скрывая радости, взялись за лапы и начали покачиваться в кресле — совсем как сидя в шапке у потрескивающего костра. Спички в потайном кармашке — если точнее, в хранилище сокровищ — ритмично стучали в такт их движениям.

— Ой! — спохватился Кутас. — Чуть из головы не вылетело: я ведь в тот раз не всю волшебную песенку спел!

— И я о том же подумал!

— Начну сначала, тогда лучше запомнишь.

— Вперёд!

Щенок огляделся, не слышит ли их кто-нибудь, тихонько откашлялся и приник носом-фасолиной к единственному уху приятеля:

Вдруг корабль сотрясся от сокрушительного удара. Он покосился, и в салон, пробив обшивку, со свистом влетел чёрный камень. Пробоина подобно речному водовороту стала вытягивать из салона все предметы, а заодно и воздух. Пассажиры стали задыхаться.

Первым вылетел в дыру тот самый чёрный камень, следом попытался улететь лягушкин саквояж, который отчаянно старался оторваться от ножки кресла. Невидимая сила вырвала игрушки из-под ремней безопасности и потащила их к пробоине.

— Вот тебе раз! — первым пришёл в себя Кадрилис.

Недолго думая он устремился к дыре, которая в одно мгновение засосала его спину и хвостик. Таким образом заяц закупорил пробоину собой, и смертельная опасность миновала. Корабль понемногу выровнялся, снова заработала система подачи воздуха — пилот Менес не утратил самообладания и не покинул пульт управления.

Во время катастрофы случилось ещё одно происшествие, на которое в суматохе никто не обратил внимания. Когда корабль накренился, Эйнора ударилась затылком о стену, её голова дёрнулась, веки затрепетали, поднялись вверх — и глаза куклы открылись! Судя по всему, от удара что-то у неё в голове сдвинулось и встало на своё место. Кукла едва не закричала от радости, но внезапно её восторг как ветром сдуло. «Сейчас, — мелькнула у неё мысль, — все поймут, что я лгунья, увидят мои глаза, которые вовсе не голубые, а карие, как… сосновые шишки! А если Лягария выдаст ещё одну мою тайну, тогда… лучше уж я сгорела бы на свалке!» Эйнора осторожно осмотрелась сквозь полуопущенные ресницы, не заметил ли кто-нибудь её открытых глаз, и, убедившись, что у всех сейчас заботы поважнее, облегчённо перевела дух.

— Караул, гибнем! — вопила Лягария. — Я же говорила! Я предупреждала! Теперь всем конец! Катастрофа!

— Ничего не понимаю, — гудел Твинас, — я тут немного вздремнул… А где же моя трубка?

— Тут, — ответила живая заплатка Кадрилис, — здесь она! Я успел поймать её, чуть не улетела!

— Дружище, — встревожился Кутас, — а сам-то ты не вылетишь наружу?

— Продержусь как-нибудь, — стиснул зубы заяц.

— Корабль падает… я чувствую… — продолжала надрываться Лягария. — Это катастрофа! Всё кончено! Я говорила! Это финал!

— Внимание, — прозвучал спокойный, как всегда, голос пилота. — Наш корабль пробит метеоритом, осколком неизвестной планеты. Опасность миновала, системы корабля работают нормально, он лишь незначительно отклонился от курса. Застегните ремни безопасности. Тому, кто своевременно заткнул опасную пробоину, объявляю благодарность.

Волнение улеглось, пассажиры снова стали устраиваться поудобнее, только Кутас не находил себе места.

— Дружище, — снова обратился он к зайцу, — тебе очень тяжело?

— Тяжело, — не отрицал Кадрилис. — Однако не настолько, чтобы потребовалось произнести… сам знаешь что.

— Знаю, — с серьёзным видом кивнул щенок и попытался представить себе, как сейчас выглядит со стороны космический корабль с торчащим наружу заячьим хвостиком. Картина показалась щенку настолько уморительной, что он невольно рассмеялся.