Марья-Леена Миккола - Анни Маннинен

— Но ты больше туда не ходи, — сказала она наконец.

— Не пойду, — ответила Анни. — Я просто подумала, что можно поиграть, раз там стоит такой красивый детский домик.

Однако Муттиска уже не слушала Анни. Честно сказать, она, кажется, совсем забыла про ее существование. Огня хозяйка не зажигала, и домик освещался только бликами пламени из-под котла с травами. Анни подумала, что теперь ей, пожалуй, пора уходить. Муттиска опять пребывала в каком-то ином, своем мире. Иногда так случалось, и тогда Муттиска была совсем как глухонемая.

Возле крыльца Муттиски Анни заметила какое-то странное создание. То ли гусеница, то ли бабочка, сантиметров пятнадцати длиной. Туловище этого существа было зеленое и членистое, как у гусеницы, но на голове у него были усики, как у бабочки. Пока Анни с удивлением разглядывала диковинное насекомое, оно выпустило вдруг маленькие прозрачные крылышки, вспорхнуло и, зажужжав, полетело куда-то под кружевную сень молоденьких сливовых деревцев.

«Дракончик, сын Змея Горыныча, — мелькнуло в голове у Анни. — Сторожит здесь Муттиску». И Анни подумала, что когда этот Дракончик вырастет, он, быть может, умчит ее на своей спине далеко к звездным мирам.

Анни шла по тропинке, которую понемногу окутывала темнота. Дом на Казарменной горе возвышался перед ней в сумерках прохладного вечера как большой деревянный ящик. Почти во всех окнах уже горел свет. Было даже страшно подумать, сколько людей хозяева поместили в этом доме. А что, если он когда-нибудь не выдержит да и рухнет вместе с жильцами? А ведь какая-нибудь богатая семья одна занимала бы целый такой дом… Вот какие мысли родились в голове у Анни, пока она брела по дороге домой. Почему-то ей стало необъяснимо грустно и тоскливо, и, чтобы приободриться, она заглянула к Тэри. Пес стоял возле своей конуры какой-то настороженный.

— В мире творится что-то особенное, я испытываю такое странное беспокойство, — сказала Анни, обращаясь к Тэри.

— Точно, и у меня тоже тревога, — сказал Тэри и обнюхал ноги девочки. — Ты куда же это ходила? Далеко, наверно. Такой странный запах.

— Ой, я сегодня столько обошла, — устало ответила Анни. Ей не хотелось второй раз рассказывать, где она была и что с ними случилось, тем более что дома ей придется еще раз пересказать все это маме. — Мне кажется, что именно сегодня ночью совершится нападение диких зверей на Лехилампи.

— Что-то такое ожидается, — сказал Тэри. — Недаром эта черноглазка сегодня целый день шпионила за мной, дескать, не приходил ли сюда кто-нибудь.

— Юлкуска-то?

— Да так, кажись, ее люди зовут, — кивнул Тэри.

— Я только не понимаю… Ей-то что за дело? Не ее же это озеро, Лехилампи.

— Ну-у, как сказать… Озеро ведь лежит посреди глухого леса, недалеко от болота, так что поди знай чье оно, — рассуждал Тэри. — Я ведь в таких делах ничего не смыслю. Что я вижу? Один только наш двор. Разве что иной раз какой-нибудь добрый человек выведет меня за ворота прогуляться. Вот и всё.

В голосе Тэри прозвучал упрек, и Анни торопливо сказала:

— Завтра я пойду с тобой погулять, обязательно пойду. В последние дни у меня было столько всяких хлопот.

— Известное дело, у всех свои хлопоты, — глухо проворчал Тэри. Тон у него был обиженный.

Анни попрощалась с Тэри как можно теплее и пошла домой. На лестницу со всех сторон доносились аппетитные ароматы готовящегося ужина; где-то кипела вода и шел сильный пар; за дверьми раздавались взрослые и детские голоса, и каждая дверь имела свой особый запах. Малыш Таави опять сидел на горшочке в углу лестничной площадки. Тут Анни вспомнила, что она утром обещала погулять и с Таави; обещание осталось невыполненным, и Анни почувствовала угрызения совести. Завидев Анни, Таави весь просиял и отчетливо выговорил:

— Мам-мам.

— Ты что, Таави, я ведь тебе не мама. — сказала Анни. — Ты уж прости меня, что я сегодня с тобой не погуляла, не отвезла тебя в колясочке на мост. У меня так много… тех, кого надо выводить на прогулку. Да и вообще у меня ужасно много работы. — Анни погладила Таави по головке и взбежала на свой этаж.

Мама и Лассе уже сидели за столом.

— Где же это ты до сих пор ходишь? — спросила мама и строго посмотрела на Анни. — Лассе битый час искал тебя у реки. Чего только я за это время не передумала!

— А она, конечно, опять по лесам бродила, — сказал Лассе, прихлебывая суп. Одновременно он ухитрялся читать спортивную книгу.

— Не надо уходить далеко от дому, доченька, здесь всякие подозрительные люди бродят, — сказала мама, ставя перед Анни тарелку с супом.

Анни принялась рассказывать про свои путешествия. Как хорошо заученный урок, она пересказала все, утаив только, что укусила Уолеви Тёрхеля за ногу. И про то, что Майкки была с ней, она тоже не обмолвилась ни словом. Это дело самой Майкки.

— Ай-ай-ай! — воскликнула мама и озабоченно посмотрела на Анни. — Надеюсь, господин Тёрхеля не подозревает, что ты из этого дома? А то мы можем вылететь отсюда. Чтобы ты больше туда не ходила и никому не рассказывала про свои приключения — запомни раз и навсегда. Да и вообще… Не надо заглядывать во двор к богатым людям. Они этого не любят.

— Ноги моей там больше не будет! — сказала Анни. — Да и озеро это, оказывается, искусственное. Хотя сад там такой чудесный. Я даже стишок сочинила:

— Ну будет, будет… — сказала мама и усмехнулась. — Ишь, какая у них благодать. Зато у нас на дворе растут ноготки. А на следующее лето мы с тобой посеем еще что-нибудь.

— Ага, — сказала Анни, с сонным видом доедая свой суп. Только теперь она ощутила, как сильно устала сегодня. Кое-как вымывшись, девочка повалилась на свою постель в нише и мгновенно заснула — будто провалилась в черную пропасть.

Во сне Анни вдруг стала такой невесомой, что неожиданно поднялась в воздух и без всяких усилий, легко и свободно, перелетела через всю комнату к окну. Окошко тихонько открылось, и в комнату просунулась голова лошади. Она вся была окутана паром, но это был не горячий банный пар, а скорее туман, прохладный и мягкий. Анни продолжала парить в воздухе, она чувствовала себя удивительно легкой. «Я, наверно, сейчас вешу ну граммов сто, как кулечек карамели», — подумала Анни.