Пит Рушо - Девятичасовой на Аддис-Абебу

— А музыка? — спросил Собакин.

— Написал я музыку. Сейчас сыграю, — Потапий Михайлович сел за пианино, быстро открыл крышку и стал играть. Музыка была чудесной, простой, легкой. Не то что бы веселой, но свободной. В ней был простор и надежда на счастье. Пёс сразу понял, что музыка настоящая.

— Вот! — сказал Потапий Михайлович, закончив играть, — почти уверен, что в этот раз мы ее увидим! Пёс, — сказал медведь, — напишите слова. Сам я не могу, я же не поэт. Напишите! Чтобы всем вместе спеть! Мне кажется, что это ее порадует.

Вот такой у них получился разговор.

Когда прилетел Микаэлян, он прошлепал почти сразу на кухню. И наслаждением было смотреть, как Левон Рафаилович виртуозно заворачивает начинку в виноградные листья, как мелко-мелко режет укроп для сметанной подливки, как лезвием ножа пронзает помидор.

А потом, невидимо, пришла она. Дымящаяся долма была съедена. Бер-Беров сел к пианино. Микаэлян взял со шкафа гитару, пес крякнул, и они спели. Это называлось «Девятичасовой на Аддис-Абебу». И это была настоящая песня.

Микаэлян ревел медведем, звенели струны, Бер-Беров баритоном пел про леопардов в зарослях, и про кочегара возле паровозной топки, про солнце и простор. И она пела вместе с ними, и была она красива невероятно. И ее темные глаза были счастливы, а счастье нельзя перепутать ни с чем. Пёс смотрел на нее и удивлялся. В открытое окошко потянуло весной. Они пели, наступала весна, долгая зима наконец-то закончилась. Но это совсем другая история. А пока они все вместе орали «Девятичасовой на Аддис-Абебу».

Москва, 24 июня 2005 г.