Коллектив авторов - Книга Сказок

Вдруг, откуда ни возьмись, опять белый горностай бежит, ровно над землей летит. Хвост белым инеем пушится, шкурка серебром горит.

– Здравствуй, девица-красавица, – спрашивает, – о чём горюешь?

– Как не горевать мне, горностаюшка? Не уследила я, растеряла овец, теперь хоть вовсе домой не приходи – мачеха меня убьёт.

Выслушал зверёк Аленьку, глазками сверкнул, снежным хвостом обмахнулся и говорит:

– Не плачь, девица, слёзы горькие не лей, горю твоему легко помочь!

Тотчас завыло-закрутило по верхам, по ветвям, закачались древесные кроны. Аленька глядь – а вот они и овцы, прямо к ней бегут. Пересчитала – все тут, до последней. Поднимает котомку, а там пять пар носков, один к одному лежат. Глазам своим девушка не верит, смеётся от счастья. На радостях подхватила она горностая на руки да поцеловала в белую мордочку, в чёрный нос. Зверек голову поднял, спинку выгнул, смотрит на девушку пристально, чёрные глазки блестят, как ягодки. Аленька улыбнулась, его по шёрстке погладила, потом посадила на пенёк, посох пастуший подняла и погнала овец вон из лесу. У выхода на опушку оглянулась было – не мелькнёт ли ещё в сумерках лесных белый хвост пушистый – да где там! Горностая уж и след простыл.

Дома мачеха встретила падчерицу с бранью – где, мол, до ночи бродила? А Аленька слова обидные мимо ушей пропускает, знай дело своё делает: овец в сарай загнала, мачехе котомку с носками готовыми отдаёт. Та работу забрала, слова доброго не сказала. Отправилась Аленька спать-почивать, а мачеха как начала носки вязаные доставать, так и об пол швырнула: шерсть так молью изъедена, что в пыль рассыпается. И пыли этой – полная котомка, ни единого целого носочка нет.

Долго ль, коротко ль – подросла мачехина дочка, пришло время ей жениха подыскивать. Мачеха хлопочет, видных парней высматривает. Только попусту всё – не возьмут ведь младшую прежде старшей. Надобно сперва Аленьку со двора свести, а ей до парней как не было дела, так и нет. Всё бы по лесам гулять, песни распевать, одним словом, как была ветер в поле, так и осталась.

Тут, однако, жених сам сыскался, да не абы какой, а всем на зависть. Заявляется к мастеру, отцу-то Аленькиному, с запросом сам барский сын. Сказывает: заказал барин зеркало дорогое аж из самого Китая. Теперь надобно такую фигурную оправу изготовить, чтоб на ней всякой твари было, птиц да зверей, которые в наших лесах водятся. Зеркало это барин в кабинете у себя повесит, а как сын его женится, ему оно по наследству достанется.

Покуда судят да рядят мужчины, что да как лучше сделать, Аленька у стола прислуживает, мёду подносит отцу да гостю дорогому. Присмотрелась – батюшки-матушки, да ведь это тот самый злодей, что тогда лисицу мучил, а потом погнал Аленьку диким зверем через тёмный лес, навстречу верной гибели. Побледнела девушка, отвела глаза, слова не может молвить, да барский сын уж тоже её заприметил, ухмыляется хитро, рыжий ус крутит…

На другой день посватался.

Тотчас закипели в доме краснодеревщика приготовления к свадьбе. Мачеха ни минуты на месте не сидит, всем заправляет. Отец тоже бодрый, радостный: слыханное ли дело, молодой барин на незнатной женится! Лучшей судьбы для дочки и представить нельзя. Только Аленька мрачнее тучи ходит, горько ей и боязно. Улучила минутку да сбежала от родных в тёмный лес, где всегда находила успокоение.

Только в этот раз не удалось ей мачеху перехитрить. Приметила та, когда Аленька за ворота подалась, да наказывает своей дочке проследить за ней тихонько, выяснить, зачем та раз от разу в лес сбегает, где целыми днями пропадает.

А Аленька идёт и ничего вокруг себя не видит, невдомёк ей, что за ней по следу мачехина дочка крадётся. Пришла девушка в лес, села в чаще под деревом, горькую думу думает, слёзы утирает. Тут, откуда ни возьмись, опять горностай объявился. Сел перед Аленькой, снежным хвостом обмахнулся и человечьим голосом спрашивает:

– Здравствуй, девица-красавица, о чём плачешь?

А Аленьке до того горько, что и слова не может вымолвить. Кое-как собралась с духом и шепчет сквозь слёзы:

– Ох, горностаюшка, замуж меня хотят выдать. За барина молодого. Все рады, говорят, буду в достатке жить, нужды не знать… да в том ли счастье, когда человек он злой, жестокий. Не было мне при мачехе житья, а при нём и подавно не будет… Да что я тебе рассказываю, в такой беде даже ты мне не поможешь, друг мой верный.

Слушает Аленьку белый горностай, голову склонил, ровно задумался. Думал-думал, ничего в ответ не сказал. Но вдруг чёрными глазками сверкнул и прыг девушке на колени. Коготками за грудь уцепился, прямо в лицо смотрит и молвит:

– А ты за меня пойди, милая. Я тебя не дам в обиду.

Аленька даже сквозь слёзы рассмеялась, погладила горностая.

– Экий ты смешной, – говорит, – я девица красная, а ты зверюшка лесная. Как я за тебя замуж-то пойду? Насмешил ты меня, горностаюшка, шутки шутишь, позабавить пытаешься. Только мне не радостно…

Тут такое чудо случилось, что только в сказках и бывает. Выгнул горностай спинку белую, махнул хвостом пушистым – и прыг с колен девичьих в траву шелковую. Смотрит Аленька – и опять глазам не верит: где была зверюшка малая, сидит юноша ладный да стройный, до того пригожий, что сердце в груди зашлось. Глядит он на неё, ясных очей не сводит, у Аленьки сердечко так и ноет.

– Ну что, девица красная, солнце вешнее, – спрашивает он сызнова, – а теперь пойдёшь?

И широко улыбается, белые зубы показывает. Взглянула на него Аленька, и кровь от лица отхлынула: зубы-то у него во рту не человечьи, а длинные, острые, ровно иголки. Но не заробела девушка. Глаза опустила и отвечает тихонько:

– Пойду, пойду, Горностаюшка, как не пойти? Никому до меня дела нет, родной отец перед мачехой не заступник, ты один мне в любой беде помощник, надежа моя и опора.

Усмехнулся он:

– И то правда, – и ближе к девушке придвинулся. В волосы льняные ей пальцы запускает, локоны перебирает и говорит нежным голосом: – Ну что же, Аленька, краса ненаглядная, назвалась моей, так будь моей. Али ты слову своему не хозяйка?

Глядит девушка в очи его ясные да на зубы острые, страшные, глаз не может отвести, ни вздохнуть не смеет, ни слова вымолвить. Отвечает она тише шелеста:

– Слово моё крепко, Горностаюшка, как сказала, так тому и быть.

Между тем мачехина дочка долго по следу Аленькиному шла, но едва оказалась в лесу, потеряла сестру из виду, со следа сбилась да и заплутала. Бродила-бродила до глубокой ночи, совсем отчаялась, села под деревце, дрожит от страха и холода. Тут шум услыхала – кто-то в темноте прямо через лес к ней шагает. Обмерла мачехина дочка, притаилась тише воды, ниже травы, смотрит: незнакомец во мраке подошёл, прямо перед ней остановился, сверху вниз глядит на девушку. Дрожащими руками кое-как она фонарь запалила, посветила вперёд и видит: стоит высокий парень в меховой куртке, в горностаевой белой шапке. Говорит он ей приветливо: