Иван Соколов-Микитов - Русский лес. С вопросами и ответами для почемучек

Продолжая тропить волков, после расправы над русаком опять сомкнувшихся в стройную стаю, я увидел на другом берегу пруда бежавшего на махах одного отставшего волка. Низко держа голову, волк бежал вдоль лесной тёмной опушки. Увязавшаяся за мной гончая собака догнала меня и убежала в лес, в котором скрылся отставший волк. Подойдя на лыжах к лесной опушке, я услышал гонный лай собаки, поднявшей в лесу зайца. Преследуя зайца, собака делала круг, и лай её удалялся. Стоя за молодой ёлочкой, прислушиваясь к гону собаки, я неожиданно увидел за редкими деревьями волка, преследовавшего мою собаку. Волк иногда останавливался, так же как я, прислушиваясь к удалявшемуся гонному лаю. Не сходя с места, я поднял ружьё и на большом расстоянии заячьей дробью стал стрелять в волка. Боже мой, какие прыжки стал делать испуганный волк, которого поцарапала моя дробь! Подойдя к волчьему следу, я убедился в необычайной длине волчьих прыжков.

В нашем глухом лесном краю в те времена водилось много волков. Летом волки держались у большого, почти непроходимого болота, где каждый год подрастал молодой волчий выводок. Из окружных деревень волки таскали в своё логово овечек, гусей и поросят. У самой ближней к логову лесной маленькой знакомой мне деревеньки они никогда не трогали домашней скотины. Так поступают многие хищные звери, не желая выдать место своего пребывания.

Некогда, ещё до революции и первой мировой войны, в глухие наши смоленские места иногда приезжали из Москвы на волчьи охоты богатые охотники. Они присылали наёмных окладчиков егерей-псковичей, клавших на краю леса приваду. Волки ходили на приваду, и сытых волков обложить было легко. По рассказам старых деревенских людей, после удачной облавной охоты богатые наезжие гости пировали в маленьких лесных деревушках, поили коньяком и заставляли петь, плясать деревенских баб-молодух.

В двадцатых годах, когда мы жили в смоленской деревне, я много охотился на волков. Мы сами устраивали летние и зимние облавные охоты. Летом в лесу у глухого Бездона окладывали и убивали волчат. Старые волки от летних облав обычно уходили. Хорошо помню места, где жили и гнездились каждое лето волки. Это был мелкий и редкий сосонник вблизи самого края болота. Множество выбеленных солнцем костей валялось возле старого волчьего логова, от которого расходились протоптанные зверями тропы. Летом молодые волки-нынешники и годовалые волчата-переяркииз логова не выходили. Пищу им приносили их родители-старики, таскавшие по утрам овец и гусей, ловившие зайцев и зазевавшихся птиц. Мы подходили тихонько к волчьему логову и, сняв шапки, начинали в них подвывать. Боже мой, какой шум и визг поднимали прятавшиеся за мелкими соснами молодые волки! Иногда за деревьями нам удавалось видеть их серые мелькавшие спины. Чтобы не напугать старых волков, мы примолкали и терпеливо ждали, пока успокоятся молодые.

На летних и зимних охотах обычно устраивали мы многолюдные, шумные облавы. Нередко удавалось уничтожить почти весь выводок волков. И тогда долго слышался в лесу вой старых волков, скликавших свой потерянный выводок.

Особенно интересны были зимние облавы. Зимою голодные семьи волков в поисках пищи широко разбредались, заходили по ночам в деревни, выманивая доверчивых собак, забирались иногда в плохо закрытые овчарни. В холодные вьюжные зимние ночи мы часто слышали голодный волчий вой.

Как-то однажды волки похитили и мою охотничью собаку. В ту ночь меня не было дома. В доме с собаками осталась жена. Ночью собаки стали проситься. Жена выпустила их на крыльцо, и одна собака не хотела возвращаться. Жена поленилась подождать её и вернулась в дом. Наутро я приехал из соседней деревни. По следам было видно, что волки схватили нашу собаку почти у самого крыльца и, оттащив на лёд мельничного пруда, быстро её растерзали. От погибшей собаки на снегу остался лишь кожаный ошейник, точно острым ножом наискосок перерезанный волчьими зубами, немного собачьей шерсти и крови.

Выйдя однажды утром на крыльцо, я услыхал, как на мельнице воет и причитает мельничиха. Так в наших смоленских глухих местах в прошлые времена выли и причитали женщины, когда в семье умирал человек. Я подумал, что умер наш толстый мельник Емельяныч. Быстро одевшись, я пошёл на мельницу, где под колёсами в мельничном буковище темнела широкая незамерзшая полынья. Оказалось, что ночью у мельницы побывали волки. Они охотились на мельниковых уток, неосторожно оставленных ночевать в буковище на открытой воде. Мельничиха выла по своим погибшим уткам. На снегу отчетливо можно было прочитать, как охотились волки. Два волка спустились в холодную воду, где плавали утки, и заставляли их подняться на крыло. Плохо летавшие домашние утки падали близко в снег, и с ними безжалостно расправлялась стая волков.

Я побежал домой, захватил ружьё и лыжи, направился тропить сытых волков, уничтоживших около сорока мельниковых уток. Оказалось, что волки залегли недалеко в поле, в ольховых кустах, но проезжавшие близко подводы их испугали. В мелких кустах я нашёл свежие лёжки, с которых бежали волки. Этих волков нам удалось нагнать только на второй день. Они залегли в молодом лесу, недалеко от открытого поля и протекавшей за полем реки. Мы осторожно сделали круг, обошли лежавших в мелком лесу зверей, вернулись в ближнюю деревню скликать мужиков, баб и ребятишек на облаву. Эта облава была особенно удачна. По праву главного охотника я стоял на входном надёжном следу. Тихо ступая, загонщики широким кругом рассыпались по лесу. По данному моим помощником Васей сигналу они начали кричать, стучать обухами топоров по стволам деревьев. Стоя на своём номере, скоро увидел я большого гривастого волка, с опущенной головой бежавшего между деревьями прямо на меня. С ветвей молодых елей на его спину сыпался лёгкий снег. Напустив волка, я выстрелил, и он лёг в снег, но его хвост продолжал судорожно шевелиться.

За первым головным старым волком показался другой. Увидев лежавшего подстреленного волка, его мотавшийся хвост, он остановился. Я поднял ружьё, выстрелил и, не зная результата, соблюдая правила облавной охоты, не сходил с места. Справа и слева слышались редкие выстрелы стрелков, приглашённых мною на охоту. Ближе и ближе звучали голоса загонщиков, круг которых медленно смыкался. Два перепуганных молодых волка пробежали вдоль стрелковой цепи, и я застрелил ещё одного. Последний уцелевший волк, ошалевший от страха, с разинутой пастью и высунутым языком, пробежал в трёх шагах от меня. Я попытался стрелять в него, но ружьё сделало осечку: в автоматическом пятизарядном ружье, с которым тогда я ходил на волчьи охоты, застрял в магазине патрон. Я ничего не мог сделать, и единственный уцелевший от стаи волк благополучно скрылся.