Vladislav - Заколдованный лес

От хохота Короля Клода дрогнули тяжёлые стены.

— Принято, недоросток! — проревел он.

Принцесса встала, сделала реверанс Королю и покинула зал, а вслед за ней вышли Квондо и Маг. Когда Клод собрался уходить, Писец неуверенно начал:

— Токо сказывал историю…

— Не рассказывай мне сказок Токо, — прервал Король. — Старый осёл докладывал мне о кометах, которые оказывались светлячками. Его сто курантов бьют, когда им вздумается, а солнечные часы стоят у него в тени. Так что не рассказывай мне сказок Токо.

В комнату без стука вошёл Старший Камердинер и поклонился Королю:

— Ваш Звездочёт, сир, требует срочно принять его. В небесах сотворилось что-то дивное!

— Пусть заходит! Пусть заходит! — крикнул Клод. — И не торчи здесь со своими поклонами и ужимками. Скажи ему — пусть заходит.

Королевский Камердинер отвесил поклон, церемонно склонил голову и удалился.

— Это мой батюшка любил пышность и церемонии, а мне пузатые посредники ни к чему. Если человеку надо войти и поговорить со мной — пусть заходит и говорит.

В дверь постучали, и в комнату вошёл Паз, Королевский Звездочёт. Он был молод и розовощёк, одет в розовое платье и смотрел розовыми глазами через розовые очки.

— Громадная розовая комета, — сказал он, — только что чуть-чуть не столкнулась с Землёй. Она ужасно шипела, как раскалённый утюг в воде.

— Знак мне, — ответил Клод. — Всё целится в меня.

Он вышёл из комнаты, хлопнув дверью так, что тяжелые книги распахнулись, а листы их зашелестели от поднятого ветра.

На следующий день, когда солнце достигло зенита, беспамятная Принцесса сидела на высоком резном золочёном кресле в большом круглом зале и в присутствии Короля с Писцом по очереди повелевала каждому из трёх Принцев пасть перед ней на колени.

— Повелеваю тебе, Принц Тэг, — сказала она, — если хочешь завоевать мою руку, найти на охоте и убить одним копьём безо всякой помощи великанского Голубого Вепря из Тэдонской Пущи в Лесу Страхов, принести его золотые клыки и положить их у моих ног.

— Но ведь сто рыцарей сложили головы в охоте на великанского Голубого Вепря из Тэдонской Пущи в Лесу Страхов! — воскликнул Тэг.

— Разве отважный Принц Тэг не охотится на дичь опаснее белого оленя? — спросила Принцесса.

Тэг поклонился, поцеловал руку девы, и через мгновенье в круглом зале услышали громовой топот его коня.

Пришла очередь Гэлу пасть на колени, и Принцесса сказала:

— Повелеваю тебе, Принц Гэл, если хочешь завоевать мою руку, победить Семиглавого Дракона из Драгора, стерегущего Священный Меч Лорала, принести сюда этот меч и положить его у моих ног.

— Но ведь сто рыцарей сложили головы в схватке с Семиглавым Драконом из Драгора! — воскликнул Гэл.

— Разве отважный Принц Гэл не охотится на дичь опаснее белого оленя? — спросила Принцесса.

Принц Гэл поклонился, поцеловал руку девы, и через мгновенье в круглом зале услышали громовой топот его коня.

Последним преклонил колени Джорн, и Принцесса сказала:

— Повелеваю тебе, — отважный Принц Джорн, если хочешь завоевать мою руку и сердце, одолеть Мок-Мока, сторожащего вишнёвое дерево в Чардорском саду в десяти лигах от ворот замка, принести сюда серебряную чашу с тысячей вишен и поставить её у моих ног.

Король Клод наклонился вперёд в большом дубовом кресле:

— Но ведь Мок-Мок — это пугало из глины и сандалового дерева, которое слепил мой пра-пра-пра-пра-прадед триста лет назад, чтобы отгонять Птиц-Рух, прилетавших полакомиться вишнями! — вскричал он.

— Но ведь сто мальчишек вырезали свои имена на страшном Мок-Моке в вишнёвом саду Чардора! — воскликнул Джорн.

— Разве отважный Принц Джорн не охотится на дичь опаснее белого оленя? — спросила Принцесса.

Джорн поклонился, поцеловал руку девы, и через мгновенье в круглом зале услышали громовой топот его коня.

Принцесса встала, сделала реверанс Королю и поднялась по каменной винтовой лестнице, чтобы поухаживать за Лекарем и за Магом, который, пытался снять себе голову и поставить её на место, как это делали кролики, но лишь свихнул шею и слёг в постель. Король обошёл зал, машинально трогая щиты на стенах ногтем большого пальца, от чего они глухо звенели.

— Сколь милое лицо, — бормотал он. — Сколь милое дитя, но полон я каким-то странным ощущеньем, будто с приглушенной тревогою за мною она следит — лесной зверёк…

Королевский Писец приложил к носу указательный палец правой руки.

— Скорее, будто вспугнутая птица, трепещущая в ивах, — добавил он.

Король резко повернулся и прорычал:

— Нет, не как птица, вспугнутая в ивах. Мой сон был ночью неглубок, и слышал я каждый шорох, писк и вскрик, и вздох: «тик-цок», «тик-цок» оттуда доносилось, — и он показал рукой чуть западней севера. — И что ни ночь, я слышу этот звук.

— Ведь иногда лесные колдуны с луны бросают камни — может это? — предположил Писец.

Король вздохнул:

— Несчётно, тысчу раз, настойчиво, настырно, непрерывно: «тик-цок», «тик-цок», «тик-цок», «тик-цок», «тик-цок».

Он подошёл к Писцу:

— Рассказывай теперь, какую сказку наплёл тебе намедни старый Токо?

Писец покашлял:

— Сказка Токо извилиста, полна обиняков, намёков, недомолвок, то да сё, ни «да», ни «нет», а только «допустимо», «быть может», «исключить нельзя», «похоже» и ворох всякой прочей ерунды — шесть «за», шесть «против», а отгадки — нет.

— Бу-бу-бу-бу, — сказал Король. — Болтай, болтун, болтай. Нет у меня досуга и охоты раздумывать над заумью его. Его рассказ всегда идет кругами и вертится на месте, как юла, со столь же малым смыслом.

— Я сделал всё, что мог, — пожал плечами Писец и пересказал историю об олене, шедшую от отца Токо, снабдив её сотней собственных поворотов и зигзагов.

Слушая, Король сперва порозовел, потом покраснел, потом стал из красного серым.

Обретя, наконец, голос, он прохрипел:

— Дай Бог, чтобы наш олень не оказался том оленем из истории отца Токо.

Писец воздел руки:

— Волшебство, — как говорит Токо, — движется кругами. Череда, а не чехарда чар очерчивает чудо, и что истинно для одного особого случая, истинно и для всех особых случаев той же особости. Если бы какой-то негодяй не забыл вернуть «Историю волшебства» на ту полку, где ей положено стоять, я бы показал вам, что я имею в виду. Над этой книгой трудились ещё писцы вашего батюшки. Нет в ней уже нет ни указателя имен, ни словаря тёмных смыслов, да и то сказать — страницы позагнуты да повырваны, в кляксах и пятнах, обложка в лохмотьях, а корешка нет.

— Кто там в лохмотьях? — удивился Клод.

— «История волшебства», — изволите не слушать, Ваше Величество! — обиделся Писец.

— Как посмела она вырядиться в лохмотья? — рявкнул Клод.