Евгений Енин - Зубная фея летает на зубной щётке

В одном из ящиков буфета обнаружился кусочек грифеля из сломанного карандаша, обёрнутый бумажкой. Некоторое время Янка рисовала. Выходило что-то малопонятное. Она догадалась, что пытается изобразить устройство, которое Марк собирался испытывать на ней, и которое она ещё не видела. Провожая Янку, Марк заверил её, что это совершенно безопасно, но что именно изобрёл, не сказал. Только таинственно улыбался. На прощание пожелал интересных снов.

Янка зевнула. Да, похоже, пора спать. Хоть какое-то развлечение. Укладываясь, подумала: не привязать ли себя за ногу к кровати, чтобы спросонья не открыть дверь ночным игрушкам. Нет, так не пойдёт. Дверь, может, и не откроет, а нос точно разобьёт. Она откинула одеяло из фланели, взбила кулаком подушку. Похоже, внутри у неё такой же синтепон, как и в мягких игрушках.

Она заснула, думая, что же такое изобрёл Марк.

Ничего хорошего ей не снилось.

Янка проснулась от стука. Перевернулась на другой бок и накрылась одеялом с головой. Она очень захотела, чтобы этот стук ей приснился. Янка попыталась засунуть себя в сон, в котором, например, ей бы снилось, как дятел долбит дерево. Дятел! Какая прекрасная птица! Как замечательно она стучит клювом по стволу! Янка даже попыталась представить, что это дерево она сама, ей ничего не жалко, только бы заснуть, утащить стук в сонные глубины, а там она найдёт способ заманить его в глухое место, убить и закопать. И не слышать. И спать дальше. До самого утра, солнечного и не страшного.

Стук продолжался.

Заснуть не получалось.

Сцена убийства стука представилась ей такой живой и яркой, что она проснулась окончательно.

Янка села на кровати.

В домике темно, свечка погасла. Домой она вернулась рано, до одиннадцати, в домике не шумела. Не должны игрушки к ней стучаться. По всему, что ей про них рассказывали – не должны.

Постукивание продолжалось.

– Да отстаньте вы от меня, – ругалась Янка шёпотом, – тупые игрушки, что вы ко мне привязались!

Она посмотрела на бывшие наручные, а теперь настенные часы. Почти три часа ночи. Спустила ноги с кровати, нащупала тапочки. Посидела так. Теперь стучали в другое окно. Точнее, в оконную раму: стучать в полиэтиленовую плёнку невозможно.

– Да чтоб вас в песочнице забыли! Чтобы вас на улице потеряли! Чтобы вы сломались, порвались и облезли!

Конечно, ей было страшно.

Ей ещё не приходилось оставаться дома ночью совсем одной. Тем более в домике, где дверь из картона, а окна из пакетиков. И родителям сейчас не позвонить. И полицию не вызвать. Вообще из домика до утра не выйти, на помощь не позвать. А кто-то стучится. А если они дверь сломают?

Янку передёрнуло.

Чтобы отвлечься от страшилок, она встала и осторожно прошлась по комнате, чтобы не скрипел фанерный пол. Села на стул. И что, вот так до утра сидеть? Как эти феи вообще тут высыпаются, если у них каждую ночь такие гулянки? Привыкли, наверное.

Янка начала выкладывать на столе узор из крошек от сушки. Постепенно её мысли развернулись совсем в другую сторону.

А интересно, как выглядят ожившие игрушки? Янке почему-то казалось, что у них должны гореть глаза. Красным светом. Или зелёным? Красным или зелёным? Или вообще не горят? Плюшевый медвежонок с горящими в темноте глазами, это страшно. А с обычными пластмассовыми – уже не очень. Красный или зелёный? Нет, она должна выяснить.

На цыпочках Янка подошла к окну и отогнула краешек занавески.

С той стороны на неё смотрели глаза.

Не горящие. Кажется, даже не пластмассовые, сквозь плёнку в темноте не рассмотреть.

Глаза моргнули.

Янка резко задёрнула занавеску и отскочила вглубь комнаты.

Хм.

Или это игрушка в форме человека. То есть, фея. Или фей. Обычный фей. Но обычного фея ночью на улице не должно быть. Значит, игрушка.

Постукивание началось с новой силой. Но чего-то… Чего не хватало. А, её ещё ни разу не позвали поиграть. И, кстати, в оконную раму стучали, а не скребли.

Янка нахмурилась.

Ладно, тот, снаружи, всё равно её уже видел.

Она снова подошла к окну, выглянула, на этот раз не между занавесками, а сбоку, у рамы.

Если это игрушка, то как живая. Глаза у неё какие-то испуганные. Она-то кого боится? Сама себя, что ли? И всё время оглядывается.

Тот, снаружи, заметил, что Янка на него смотрит. Обрадовался, руками замахал. Ага, щас, она на такой фокус не купится. Что он там шепчет? Янка? Надо же, мозгов нет, одна вата, а имя её выучил. Пришелец огорчённо всплеснул руками. Захлопал по карманам. Вытащил что-то блеснувшее. И уколол себя в ладонь! Ой! Янка отодвинулась от окна подальше. А он на секунду прижал ладонь к плёнке. И начал показывать пальцем на плёнку, себе на ладонь, на плёнку, себе на грудь.

На плёнке остался кровавый отпечаток.

Чего не бывает у игрушек, так это крови.

Он показывал, что внутри у него тычет кровь.

Через десять минут Демьян сидел за столом в её домике и прихлёбывал чай.

Янка подкладывала ему на тарелку кусочки сушки, которые он жадно сгрызал. Жаль, что у неё не было больше ничего съедобного. Янка подумала, что это неправильно, что у фей в домиках нет ни кладовок, ни холодильников. Демьяна определённо следовало откормить. Таких худых и оборванных феев Янка ещё не встречала. У его ног валялась плюшевая шкурка игрушечного пингвина.

– Подъездные мы, – объяснял Демьян.

Он грыз куски сушки, виновато поглядывая на Янку.

– Нас там, наверное, больше сотни. Тех, кого из квартиры выгнали.

– Выгнали? – как-то даже не поверила Янка. – За что?

– А кого за что. В основном за непослушание.

– Ничего себе!

Янка подумала, что, если бы московских детей за непослушание наказывали, выгоняя из квартир, они бы только в подъездах и жили.

– Нет, нет, не так. – Демьян горько усмехнулся. – Они не шалили. Они не выполнили приказания королевы. А я, например, наступил ей на ногу. Нечаянно. Я извинялся! – горячо, будто продолжая оправдываться, рассказывал он. – Но она сказала, что это покушение на высочайшую особу!

Демьян вздохнул.

– Как же вы живете там, в подъезде? – жалостливо спросила Янка.

– Плохо мы живём, – ещё тяжелее вздохнул Демьян. – Одежда истрепалась, видишь? – он поднял руки, показывая протёртые дыры на локтях. – Нас же в чём мы были, в том и выгнали. Едим из помойки. Хорошо, что на улице за углом – мусорный бак.

Янка сморщилась, представив себе содержимое мусорного бака.

– А на мышей охотитесь? – она вспомнила, что рассказывал ей Степан.

– Охотимся. А что делать? Вот, смотри.

Демьян показал ногу. Янка, наклонившись, рассмотрела что-то вроде ботинка из серого меха. Нет, против меховых изделий, шуб и шапок, она ничего не имела. Но от мышиного меха её немного затошнило. К тому же плохо выделанная шкура пованивала.