Евгений Енин - Зубная фея летает на зубной щётке

– А нету больших, – объяснил Фёдор. – Они на дачу уехали, на три дня, праздники у них какие-то. Мы-то про это не думали, а Марку главный фей настенных календарей подсказал. Вот он и выбрал время.

Фёдор протянул Янке виноградину.

– Ой, спасибо. А как же вы – ой! – Янка облилась виноградным соком. – Фу, – она вытерла шею, – как вы сбежали?

– С феей-крёстной? – хмыкнул Степан. – Вот уж это было совсем несложно. Нас фей тапочек сам отпустил, – Степан улыбнулся, вспоминая, – она ему пообещала ноги поотрывать. Он пачку соли, которая сушилку придавливала, скинул, и улетел. Ну, мы и выбрались.

– А где, кстати, крёстная?

Янка, наконец, наелась, и сидела в старом кресле, вполне довольная жизнью. Сытая, на свободе и рядом с друзьями. Пусть и ночью, в лесу, в окружении злобных шустрых игрушек. Но по сравнению с банкой из-под кофе – просто рай.

– Уехала, – Машка пальцами босой ноги шевелила уши валявшейся на паркете заячьей шкуры. – Сказала, что займётся планом номер два, велела найти тебя и уехала на последнем поезде. Потом Марк приказал рельсы завалить и поезда с гномами не пускать. Сказал, что объявляет карантин.

– А станционный смотритель? Он же не пускает фей из квартиры на поезд?

– Ну, ты же знаешь, что в таких случаях говорит крёстная.

– Что вырвет ноги?

– Ага. Его как вентилятором сдуло, только фуражка осталась. Что за план-то? Ты же наверняка знаешь? – Машка вопросительно посмотрела на Янку.

Янка рассказала.

– И ты в это веришь?

– Нет, – Янка покачала головой, – не верю.

– И что делать будем? – Фёдор сел на пол, подоткнул под себя заячий мех – он, кажется, собрался ложиться спать.

– Постараемся поверить, что нам остаётся.

– А плана номер три у крёстной нет? – Фёдор зевнул, – Не припасла, случайно? Давайте ложитесь, что вы глаза пучите. Завтра вставать рано.

– Не знаю, мне она про третий план не рассказывала.

Янка обвела взглядом домик крёстной, прикидывая, где можно лечь, и решила спать в том же кресле, где сидела.

– Слушайте, а как Марк игрушки оживляет? – Она сползла пониже, вытянув ноги. – Это ведь, получается, он их оживляет, раз ими командует, – сонно поинтересовалась Янка. – Не знаете?

– Ну, крёстная что-то говорила… – Степан, лежащий на диванчике, потёр глаза. – Что, когда дети с ними играют, в игрушках что-то от детей остаётся. Марк что-то с этим что-то делает, и вот они ходят. Я не до конца понял.

Машка, лёгшая на кровать крёстной поверх покрывала, ничего не добавила, она уже спала.

Что может в игрушках оставаться от детей, кроме грязи и царапин, Янка не знала. Ей приснилось, что она кукла, огромный ребёнок распарывает ей живот и ложкой засовывает внутрь горячую гречневую кашу. И говорит: «Это останется в тебе от меня». А каша булькает, хотя гречневая булькать не может, толкает её изнутри, и говорит: вставай, пора, вставай, пора.

Янка открыла глаза.

– Вставай, пора, – ещё раз дёрнула её за плечо Машка. – Сегодня крёстная должна вернуться.

– План номер два? – просыпаясь, уточнила Янка.

– План номер два. Если хоть что-нибудь получится.

Утро они встретили в плафоне люстры. Если бы люстру включили, они бы зажарились на лампочках. Но большие уехали на дачу, включать свет было некому. Розовое пятно раннего солнечного света медленно сползало с потолка на стену. По гостиной маршировали феи.

– Шевелитесь! – кричал Марк, летавший над рядами феев на жёлтой часовой стрелке. – Бездельники! У нас остался всего день! К приезду больших всё должно быть готово!

Феи были разделены на десятки, за каждым десятком шла игрушка. Но всё-таки феев было гораздо больше, чем игрушек, пастухов не хватало даже при таком порядке. И кроме жирафов, коров и пластиковых пупсов, феев конвоировали фигуры, собранные из деталей конструктора, и даже просто из деревянных реек, линеек и кубиков и просто щепок. Вот что происходило прошлой ночью: игрушки мастерили игрушки. Впрочем, с тем, что у них получилось, не согласился бы играть ни один ребёнок. Плавать и икать от страха согласился бы, играть – нет. Стоило кому-то из феев остановиться, как он получал тычок в спину. От собранных ночью деревянных пугал в спинах оставались занозы.

Феи под присмотром игрушек разбирали свои домики. Это было несложно: фейские домики строились главным образом из упаковочного картона и бумаги. Они вытаскивали проволоку, скреплявшую детали, складывали их стопкой и относили под буфет. Там другие бригады строили что-то грандиозное. Картонные стены, сцепленные из множества кусочков, огораживали пространство под буфетом по всему периметру, а в высоту поднимались от пола до тёмных полированных панелей.

– Старайтесь! – кричал сверху Марк. – Помните: вы стараетесь для себя. Это наш новый дом. Общий дом. Теперь мы будем жить вместе. Никаких домиков. Никаких отдельных комнат. Нам нечего скрывать друг от друга. Вы будет жить на виду у меня и моих новых помощников. Это и ваши помощники тоже. Вам не придётся ни о чём беспокоиться. Они скажут вам, что и когда делать. Они вас разбудят и отправят на работу. Они вас встретят и накормят. Они постирают вашу одежду и заправят ваши постели. У вас начинается совсем другая жизнь. Жизнь без забот и раздумий.

Марк, очевидно от восторга, поднялся вверх и облетел вокруг люстры. Сидевшие в ней феи и Янка спрятались поглубже в плафон.

– Отныне должности главных феев отменяются. – Марк нырнул вниз и пронёсся над паркетом. – Все феи равны. И я такой же, как все. Моя корона – это не знак превосходства, это символ безустанной заботы о вас, мои подданные! Это не привилегия, а тяжкий груз, который я несу со смирением и гордостью…

На голове у Марка действительно что-то блестело. Янка присмотрелась. Похоже, колпачок от пузырька с лекарством, оклеенный конфетной фольгой. Ни капли смирения на его довольном лице не замечалось. А когда поправлял корону, что он делал раз в полминуты, лицо его вспыхивало таким счастьем, что можно волноваться, как бы не загорелись шторы.

«Вот, значит, как он вывернулся», – подумала Янка.

– А что они ему подчиняются, а? – возмутился Фёдор. Их же больше. Пихнули бы эти игрушки и бежать!

– Вот возьми и пихни, я на тебя посмотрю, – предложил Степан. – Нашёлся пихатель. Смелый такой, на люстре сидеть.

– Они же сильнее, – добавила Машка. – И куда бежать-то?

– Игрушки всех так по ночам напугали, что днём их ещё больше боятся. Мне вот страшно, – призналась Янка.

– А леталки-то у них отобрали, – добавил Степан, – все пешком ходят.

В дальнем углу гостиной из отверстия в стене показался дымок.

– Смотрите, смотрите, – Янка с друзьями толкали друг друга локтями, – поезд.

Вслед за дымом из тоннеля, медленней чем обычно, выехал паровоз. Они напряжённо за ним следили.