Надежда Мишина - Каникулы Энн

Город погружался в сон. Длинные тени ложились на узкие улицы, освещаемые луной и светом фонарей. Гасли окна в домах, и замолкали звуки. Ночь тёмной пеленой окутывала здания, скверы, улицы и площади. В одном из переулков, на последнем этаже старинного дома мерцал еле различимый свет. Там, под самой крышей большого дома, такого старого, что не каждый его житель мог с точностью сказать его возраст, в квартире, окнами выходившей на скверик, жила семья из четырёх человек: папа, мама, бабушка и девочка, по имени Энни. Все, кто знал эту девочку, называли её просто Энн. Именно в её комнате мерцал этот слабый свет. Это был ночник, который она зажигала, когда взрослые укладывались спать. Нельзя сказать, что она была трусишкой. По правде говоря, то, что в её комнате горел ночник, имело свою причину. Дело в том, что последнее время с Энни происходили очень странные вещи, особенно тогда, когда все в квартире укладывались на ночлег. Но об этом позже.

Энни была светловолосой худенькой девочкой двенадцати лет с большими задумчивыми глазами. Скромная и молчаливая от природы, она всегда оставалась в стороне от шумных компаний своих ровесников, в которых её считали чудачкой. Интересы её им казались странными: одни говорили, что она совсем как маленькая; другие, наоборот, считали её слишком заумной, и всё потому, что Энни мало занимали развлечения её ровесниц. Их чересчур громкая болтовня и попытки всячески привлечь к себе внимание мальчишек, наряжаясь и подражая взрослым, казались ей невыносимо скучными. Совсем другие вещи интересовали эту девочку. Возвращаясь из школы, она могла подолгу наблюдать за кошкой, таинственно крадущейся вдоль улицы, следуя за ней так долго, что забывала об уроках и вообще обо всём на свете, или за шумной стайкой дерущихся за хлебную корку воробьёв. Ей казалось, что сквозь отчаянное чириканье она различает, как воробьишки ругаются меж собой, словно драчливые мальчуганы. Это было так забавно, что Энни начинала хохотать, не замечая удивлённые взгляды прохожих.

Дома у девочки жил кот по имени Тигруля или Тигру, как называли его все домочадцы. Имя это чрезвычайно шло ему, потому как оно вполне соответствовало его внешности. Выдающийся размер и вес животного, а также шерсть кота, покрытая тёмными полосами, наталкивали на мысль о его сходстве с тигром. Мама Энни была абсолютно уверена, что Тигру – лесной кот, который будучи ещё котенком случайно попал к бабушке Энни.

Тигру был очень ловок и необычайно умён. Выполняя абсолютно все просьбы своих хозяев, он так выразительно смотрел им в глаза, что возникало ощущение, будто он вот-вот заговорит. Члены семейства зачастую и впрямь разговаривали с котом, но тот в ответ лишь мяукал с различными оттенками интонации: иногда требовательно, иногда ласково, а бывало и с раздражением, и по этой интонации было совершенно понятно настроение питомца.

Конечно, все в семье просто обожали кота. Тот, в свою очередь, отвечал им полной взаимностью. Он был ласковым и верным, и даже заботливым, если вдруг кому-то случалось захворать. Тигру преданно нёс дежурство у постели больного, стараясь лечь рядом с больным местом, и грел его своей мягкой тёплой шёрсткой. При малейшем движении или звуке, он тревожно вглядывался в лицо несчастному и лизал ему руки, будто пытаясь успокоить. От такого участия заболевшему члену семьи действительно становилось легче.

К гостям, иногда появлявшимся в доме, Тигру относился по-разному: к кому-то терпеливо, а к кому и с явным неудовольствием. Если посетитель был ему не симпатичен, кот становился впрямь как разъярённый тигр. Нервно размахивая хвостом и растопырив усы, он прижимал уши и шипел, как масло на раскалённой сковородке. Шерсть на его спине вставала дыбом, а из глотки доносилось глухое «Мяу», сильно напоминавшее слово – «Вон!». «Во-о-о-о-о-он!» – орал он во всё горло, и мама говорила, приподняв брови: «Ну надо же! Прямо прогоняет! И мне этот тип тоже не понравился: очень неприятный!»

Тигру был полноправным членом этой дружной семьи. Все относились к нему не просто с любовью – его уважали, считаясь с его самочувствием и настроением. Если ему не хотелось играть, его оставляли в покое и не тревожили «Его Величество» по пустякам. Когда у него возникало желание погулять, его выпускали и он по нескольку дней пропадал где-то. Где именно, угадать было не сложно. Неподалёку от дома, где проживала семья, находился лесопарк – излюбленное место всех котов в округе. Поначалу, когда Тигру, совсем молодым, таинственным образом исчезал из дома, домочадцы очень переживали за него, коря себя за забытое ими открытое окно, но когда он окончательно вырос и возмужал, стало ясно – этот зверь себя в обиду не даст. Вернувшись после очередных странствий взъерошенным и грязным, с диковатым выражением на морде, он покорно отдавал себя в заботливые мамины руки. Она отмывала его и вычёсывала, и кот, приведённый ею в должный вид, блаженно жмурился от удовольствия, лёжа у неё на коленях. Бывало, что Тигру возвращался с добычей: птичкой или мышью. Тогда Энни в полном негодовании принималась его бранить, называя злодеем, а кот, оставив трофей у двери, прижимал уши и прятался за креслом, недовольно ворча. Бабушка, завернув в газету, выносила принесённых домой несчастных зверушек на улицу и выбрасывала в мусорный бак, с упрёком приговаривая: «Какой же ты дикарь, Тигруша!»

Но как-то раз кот не вернулся вовсе. Прошла неделя, другая подходила к концу, а он всё не возвращался. Все в семье начали беспокоиться: что случилось с Тигру? Папа напечатал на листках бумаги объявление о пропаже кота редкой породы, и вдвоём с дочкой они расклеили листки во всей округе. Мама обошла все городские приюты для животных и ветлечебницы, но так ничего и не узнала про Тигру.

В доме стало пусто и тревожно. Ночами по комнатам бродили какие-то тени и раздавались странные звуки, всё время чувствовалось, будто кто-то посторонний находится в доме. Порой, находясь совсем одна в квартире, Энни явственно ощущала чьё-то присутствие, словно кто-то невидимый неустанно следит за ней. От любого звука, будь то шорох занавески или скрип двери, качнувшейся на сквозняке, у девочки по спине ползли мурашки.