Сергей Кусков - Сказка о царе и оружейном мастере

После этого набега император категорически потребовал от митрополита, чтобы тот применил к герцогу меры воздействия, доступные церкви. Митрополит ответил, что герцог давно известен как атеист и с него взятки гладки, но меры принял.

В мастерских, расположенных частью в горах, а частью и в столице, под носом у оккупантов, герцог наладил производство автоматов, стреляющих смертоносными пулями со смещенным центром тяжести. Только патроны они по-прежнему не производят сами, но пока на императорских патронных заводах рабочим месяцами задерживают зарплату, у партизан не будет проблем с боеприпасами.

Но чем больше продолжалась эта партизанская война, тем меньше был доволен герцог ее результатами. Большинство причастных к расстрелу его семьи было на территории империи, вне досягаемости партизан. Воевать на плотно заселенной равнине, где не было привычных гор и лесов, партизаны не умели, крупными силами действовали скованно и нерешительно, и герцог начал практиковать диверсии и террористические акты силами небольших групп; впрочем, эти действия проходили также с переменным успехом, потому что после набега на станицу стрельцы и казаки повысили бдительность. Неудачи озлобляли герцога, и постепенно для него на первое место выдвигалась месть как таковая, а не освобождение своей страны от оккупантов. Все шло к превращению его в заурядного террориста. Случай помог ему сделаться террористом незаурядным.

В ту самую ночь, когда горел полигон ОКБ СВ, уже ближе к утру охрана партизан задержала странного молодого человека, судя по одежде, не местного жителя. Был он весь мокрый – сказал, что попал в горах под дождь; и действительно, ночью неподалеку гремела гроза. И почему-то от него очень сильно пахло серой. Этот факт он не объяснял никак, да никто его и не спрашивал.

Сказать, что задержала охрана – значит преувеличить бдительность охраны. Несмотря на распространяемый им запах, молодой человек сумел как-то пройти два кольца охранения и прошел бы третье, если бы сам не сдался партизанам. Его отвели в караул, тщательно обыскали, оружия не нашли, и начальник караула спросил, какого черта ему здесь нужно. Молодой человек ответил, что имеет важное сообщение, которое может передать только лично герцогу. Его обыскали еще тщательнее, снова ничего не нашли, и начальник караула посоветовал убираться восвояси, потому что у герцога мерзкое настроение и он скорее всего прикажет его расстрелять, как шпиона. Молодой человек настаивал, и начальник караула, даже не обыскивая в третий раз, проводил его к герцогу, посчитав, что всякий самоубийца имеет право выбрать себе орудие для сведения счетов с жизнью.

Молодому человеку случалось прежде видеть портреты герцога, и то, что он увидел сейчас, разительно от них отличалось. С широкой черной бородой (поклялся сбрить, когда освободит герцогство), во френче без знаков различия, лишь с двумя звездочками орденов на груди, с пулеметной лентой через плечо вместо аксельбанта, герцог больше походил на моджахеда, чем на магистра технических наук. Настроение его действительно было мерзким. Ему только что сообщили о результатах очередного теракта в столице империи.

Его люди должны были взорвать конный фургон, начиненный динамитом, у входа в департамент полиции. Две недели назад они уже пытались сделать подобное. Тогда бричка с аммоналом взорвалась за полквартала от нужного места: то ли фитиль оказался слишком коротким, то ли лошади бежали недостаточно быстро. На мостовой осталась выбоина, колесо фургона попало в нее, и все повторилось.

Взрывом разнесло в клочья двух лошадей и возницу, который, впрочем, и так должен был взорвать себя вместе с фургоном. (Двух других исполнителей арестовали в тот же день.) Был контужен полицейский, охранявший вход в департамент, в двух кварталах не осталось ни одного стекла в окнах, в ближайших домах разнесло в пыль даже мебельные стекла и посуду в буфетах. Сколько-то было порезанных осколками стекол – и все!

Герцогу было до слез жаль лошадей. Что же до «этих идиотов», то спасать их из имперской тюрьмы, где их, между прочим, ждала смертная казнь, он не собирался. Молодому человеку герцог сказал, что у того есть десять минут, чтобы его заинтересовать, а после он либо будет расстрелян, либо проживет еще некоторое время, прямо пропорциональное заинтересованности герцога.

Молодой человек сказал, что он бывший работник ОКБ СВ, не поладивший с начальством и к тому же сочувствующий справедливой («Короче!» – сказал герцог) борьбе горцев за свободу, и в качестве доказательства своей верности их правому делу желает передать им некоторые новейшие разработки ОКБ, для чего просит карандаш и бумагу. Герцог послал за бумагой, ее принесли, и молодой человек начал быстро рисовать какой-то чертеж. Герцог послал за оружейником и, когда тот пришел, велел посмотреть. «Стоит дать ему закончить», – сказал оружейник, и перебежчик получил крышу над головой, кормежку и отсрочку расстрела на время, необходимое, чтобы определить ценность его чертежей. Он работал, не разгибаясь, выдавая по памяти один за другим чертежи деталей, которые сразу же запускались в работу в мастерских. Готовые детали соединяли в соответствии со сборочным чертежом, который он нарисовал в первую очередь, и такая у него была дьявольская память, что ни один размер не пришлось исправлять. На третий день герцог держал в руках пистолет-пулемет – новейшую разработку ОКБ, автоматическое оружие под пистолетный патрон, легкое, компактное и настолько плоское, что его можно было носить хоть под буркой, хоть под пиджаком (разве что не под фраком), не вызывая ни малейших подозрений; словом, идеальное оружие для террориста и диверсанта.

Перебежчик тем временем рисовал чертежи новейших усовершенствований ручного пулемета, но это было уже лишнее: его приняли в отряд. Боевик из него, правда, получился никакой, и разведчик не вышел (что особенно странно, учитывая то, как он прошел через охранение), талант его состоял в другом: он умел так задумывать и планировать диверсии, что если исполнители строго придерживались его инструкций, им всегда сопутствовал успех. Раз он высказал свои замечания по поводу готовящейся акции, другой раз герцог сам его спросил, вскоре назначил своим советником по специальным операциям, а затем и первым помощником. Это было нечто новое. Помощники у герцога были, но первым он до этого не называл никого.

Приближенные герцога, в основном старики, роптали, но придраться было не к чему: герцог ставил перед первым помощником задачу (уничтожить такой-то объект или такого-то человека), тот планировал, проявляя при этом дьявольскую изобретательность, диверсанты действовали по плану и добивались своего. Изредка первый помощник говорил герцогу: «Слишком много неопределенностей. Я не могу планировать операцию при таких кислых шансах», – и это означало, что указанный ему объект не по зубам партизанам, да, скорее всего, никому не по зубам. (Попробовали – убедились. Больше не пробовали, доверяли специалисту.) Тогда герцог назначал другой объект. Партизаны действовали, армия и полиция империи несли потери, казна убытки, и ужас поселялся в сердцах подданных императора. А партизаны своих людей не теряли, за исключением назначенных на роль камикадзе (исключительно на добровольной основе, разумеется!); надо заметить, у первого помощника это был излюбленный способ приведения в действие взрывных устройств.