Брайан Джейкс - Жемчуг Лутры

Пряча легкую улыбку, Мартин осведомился у Пижмы:

— Нам надлежит не глядеть ни вверх, ни в стороны. Куда нам остается глядеть?

— Я полагаю, вниз.

— Именно так. А что там написано про лапы? Куда мы обычно ими ступаем?

— На пол, наверное.

— Вот именно. А что там сказано про мертвый дуб? Когда дуб умирает, плотники пилят его на доски и кладут на пол.

После короткого обсуждения приняли решение: начать с дальнего угла и двигаться всем вместе. Они опустились на все четыре лапы, поставили перед собой лампы и принялись внимательно осматривать доски пола одну за другой.

Немного не дотянув до противоположной стены, Ролло со вздохом и кряхтением встал и проследовал к креслу, заявив:

— На сегодняшний вечер с меня хватит. Спина ноет, да и глаза, боюсь, уже не те, что раньше. Того и гляди просмотрю что-нибудь важное.

Пижма и Мартин подошли к летописцу.

— Слушай, старина Ролло, — сказал Мартин, — вовсе ты не такая развалина, какой хочешь казаться.

— Я прошу вас, господин Ролло, пожалуйста, только не засыпайте в кресле.

Но Ролло упорно отказывался двинуться с места:

— Нет, раз я решил, значит, так и будет. Ты, Мартин, сильный, Пижма у нас совсем молодая, вот вы и продолжайте поиски. А я уже стар для этого.

Не дослушав летописца, Мартин зашел за спинку кресла и резко отпихнул его от себя. Ролло взвизгнул; одновременно скрипнули маленькие колесики, на которых стояло кресло. Оно так резво покатилось вперед, что чуть не ткнулось в противоположную стену.

— Ну что, будешь помогать нам или нет, старый бездельник? — грозным тоном осведомился Мартин.

— Смотрите! Смотрите сюда! — Опустившись на четвереньки, Пижма внимательно рассматривала пол в том месте, где только что стояло кресло.

Ролло лихо вскочил на ноги и подбежал к ней.

— Ну-ка, ну-ка, что у нас тут? Давай лампу поближе.

На одном из стыков досок виднелся крохотный рисунок черными чернилами. Рисунок был сделан не слишком умелой и твердой лапой, но тем не менее с первого взгляда было понятно, что изображена здесь ложка. Предвидя вопросы своих спутников, Мартин поспешил сообщить:

— Все ясно. Ложка Фермальды у меня с собой. — Вытащив из-за пояса старую деревянную ложку, он попытался всунуть ее в щель между досками пола, бормоча себе под нос: — Ну и что вы прикажете мне теперь делать? Поднять доску?

— Нет, Мартин, ложка слишком тонкая. Боюсь, она может сломаться.

— Да, Пижма, ты права. Есть еще предложения?

— Может быть, стоит покачать ее из стороны в сторону? — предложил Ролло.

Мартин попробовал, но ничего не изменилось. Он сел на пол, обдумывая задачу, и тут Пижма внесла свое предложение:

— А что если попытаться просунуть ее подальше? Мышь-воин посильнее нажал на ложку, засунув ее до упора в щель между досками.

— Предложение, конечно, дельное, Пижма, но, по-моему, все без толку.

И тут Ролло нашел совсем другое решение:

— А что если мы все сойдем с этой доски, например вот сюда, на эту сторону? А вот теперь попробуй приподнять ее, Мартин.

Мартин так и сделал. Раздался негромкий треск, и доска слегка приподнялась, ровно настолько, чтобы можно было ухватить ее лапами. Совсем вынуть ее из пола уже не составило большого труда. Пока Мартин откладывал доску в сторону, Пижма вынула из открывшегося углубления маленький льняной мешочек из-под муки, в котором явно что-то лежало.

— Ур-ра! Нашли! Молодец, старина Ролло! Летописец был явно доволен собой.

— Согласитесь, я принял воистину мудрое решение, — без ложной скромности заметил он. — Неразумно было бы пытаться поднять доску, стоя на ней всем втроем. А теперь для дальнейших рассуждений и изысканий я предлагаю перейти в Пещерный Зал, там, наверное, еще жарко горит камин. Все остальные наверняка уже давно спят и не будут мешать нашей беседе. А здесь, на чердаке, как-то сыро и неуютно.

По дороге, в коридоре верхнего этажа, им навстречу выскочила из своей спальни Фиалка. Маленькая мышь-полевка плакала и дрожала от страха. Мартин и Ролло остановили ее и спросили:

— Фиалочка, дорогая, что с тобой? Что тебя так напугало?

Полевка вытерла слезы рукавом ночной рубашки.

— Огромная птица, ужасная злая птица! Она билась в мое окно и едва не схватила меня. А какой у нее был страшный острый клюв, какие злые глаза!

Пижма отвела ее в лазарет, успокаивая:

— Ну, Фиалка, не надо, не надо! Это тебе только приснилось. Оставайся здесь, на моей кровати в лазарете. Тут рядом брат Хиггли, и тебе не будет так страшно.

Около кровати Фиалки пришлось поставить ночник, чтобы полевке было не так боязно.

Выйдя в коридор, Ролло вдруг попятился и покосился на Мартина. Навстречу им из дальнего конца коридора быстро двигалась какая-то непонятная фигура в белых одеяниях.

— Угу-гу, Пижма-фижма! — завыл незнакомец. — Это я, маленькое чудовище!

Чудовище оказалось Арвином, одетым в не по росту длинную белую ночную рубашку. Весело хихикая, он бросился к Пижме. Ежиха обняла его, а потом поинтересовалась:

— А ты что здесь делаешь? Ты давно должен спать. Арвин вытащил из рукавов ночной рубашки несколько больших белых перьев.

— Да вот, подразнил немножко противную Фиалку. Угу-гу! Угу-гу!

Мартин взял у бельчонка парочку перьев.

— Понятно! Значит, это из-за тебя несчастной полевке снятся кошмары? И что прикажешь мне теперь делать?

Арвин равнодушно пожал плечами:

— Ха! А ничего. Не положено. По законам аббатства малышей нельзя ни бить, ни привязывать, так что Арвин абсолютно свободен.

Несогласный Ролло покачал головой.

— С одной стороны, бельчонок прав, — сказал он. — С надоедливым, противным малышом мы мало что можем сделать. Впрочем, у нас есть несколько веселых наказаний. Например, мы можем предложить матушке Ауме хорошенечко отмыть Арвина. Вот тогда я посмотрю на тебя, когда мыльная пена будет щипать тебе глаза, попадать в рот, в уши, а тебе придется сидеть в тазу неподвижно, пока барсучиха будет тереть твой хвост жесткой, обдирающей щеткой. А потом…

Оставшуюся часть наказания оглашать не пришлось. Арвин вырвался из объятий Пижмы и бросился назад в спальню, бормоча на ходу:

— Нет-нет, не надо! Я буду хорошим! Я никогда больше так не буду, только не говорите матушке Ауме мыть меня жесткой щеткой.

По пути друзья заглянули на кухню и обнаружили вынутую из печи и поставленную на стол остывать огромную грибную кулебяку. Мартин, отрезая от пирога увесистый кусок, улыбнулся и, разделив его на три части, сказал:

— Не припомню, чтобы я таскал что-либо с кухни, когда сам был малышом. Да, ребята, мы втроем ведем себя хуже, чем один маленький Арвин.