Jan Brzechwa - Триумф пана Кляксы

Мы устроили Алойзи громкую овацию, а пан Клякса обнял его со слезами на глазах и сказал:

– Милый Алойзи! Ты истинное творение рук моих. Дамы и господа! Да здравствует министрон Алойзитрон, Первый Адмирал Флота!

– Ура! – крикнул вместе с нами экипаж корабля, а Вероник громче всех.

Зызик быстро пришел в себя и тут же обратился к Алойзи:

– Господин Адмирал, я обязан вам жизнью, и отныне вы можете располагать мной по своему усмотрению.

Алойзи взглянул на юношу с одобрением и прикрепил к его груди один из собственных орденов.

– Ты заслужил эту награду, парень. Ты далеко пойдешь. Назначаю тебя боцманом-старпомом Флота Его Королевского Величества.

Зызик покраснел как рак и не мог выговорить ни слова. Я поздравил его с назначением, а пан Клякса заговорщицки подмигнул и шепнул ему через мою голову:

– Ну, что я говорил? Па-рам-пам-пам!

В моем описании эта сцена выглядит довольно затянутой, но на самом деле она длилась не более минуты. Все это время Резеда не отходила от пана Кляксы ни на шаг, горестно причитая:

– Пан профессор, умоляю вас! Сделайте что-нибудь! Спасите маму! Нельзя терять ни минуты! Боже мой, Боже мой, что за люди! Вы что, не понимаете?! Там моя мама!

– Шторм затих, опасность миновала, – ответил пан Клякса. – Сохраняйте спокойствие. Пожалуйста, дайте подумать.

Тут он встал на одну ногу, пустил бороду по ветру и с помощью своего всевидящего ока еще раз изучил обстановку.

– Адмирал! – немного погодя, сказал он, потому что в присутствии членов экипажа всегда обращался к Алойзи только по званию. – Адмирал, мои прогнозы оправдались. Мы не можем приблизиться к острову, поскольку это вынудит Мультифлору подойти к краю и нарушить равновесие, и тогда достаточно малейшего наклона, чтобы весь этот плавающий холмик перевернулся вверх дном. Это во-первых. А во-вторых, не следует забывать, что находящийся там дом представляет собой единственное достояние пана Левкойника. Поэтому я предлагаю взять на буксир остатки острова вместе со всем, что на нем находится, и оттащить к Адакотураде.

Алойзи, который уже успел улучить минуту и переодеться в сухое, козырнул и после недолгих раздумий заявил:

– Пан профессор, мой мозг проанализировал заданную ему программу. Переходим к исполнению. Капитан, прикажите перенести все корабельные канаты на левый борт. Пусть экипаж свяжет их двойными узлами в одно целое. Во время исполнения маневра взятия на буксир фейерверкерам последовательно выпустить пятнадцать ракет. Выполняйте!

– Есть, господин Адмирал! – крикнул капитан Тыквот и передал приказ старшему офицеру.

– Трос надо выстрелить из катапульты, иначе не долетит, – рассудительно заметил Зызик.

Чтобы не мешать экипажу, мы перебрались на нос корабля. Гора канатов росла с каждой минутой. Механики связывали их концы и скрепляли стыки стальными зажимами. Получился трос длиной более километра.

Ветер стих, волнение стало менее опасным, и капитан подвел судно на расстояние, соответствующее длине каната.

Когда все было готово, Алойзи собственноручно сделал на конце каната огромную петлю. Помогавшие ему матросы – а было их больше десятка – едва управились с тяжестью этой пеньковой змеи.

И тут Алойзи с блеском продемонстрировал кляксическую силу своих мышц. Когда ракеты взмыли в небо, он правой рукой схватил петлю и жестом дискобола бросил канат в сторону темневшей вдали верхушки острова.

Выхватив из рук старшего офицера призматическую подзорную трубу, я посмотрел вслед улетавшей петле. Здесь, на палубе, бухта брошенного с нечеловеческой силой каната разматывалась с бешеной скоростью, а там, вдали, колоссальное лассо с невероятной точностью охватило четырехугольник дома.

Растроганный пан Клякса смотрел на Первого Адмирала Флота, на эпохальное творение своего гения: то, что совершил Алойзи, превосходило даже самые смелые ожидания его творца.

От удивления матросы буквально остолбенели. В их взглядах читалось преклонение перед своим Адмиралом.

Вероник, уже не раз хваставшийся своей необыкновенной силой, был совершенно ошарашен поступком Алойзи. Однако при этом он не утратил здравого смысла, и потому, поплевав на ладони, он потер их друг о дружку, сгреб Адмирала в охапку и трижды подбросил его в воздух. К чествованию присоединился экипаж, так что еще чуть-чуть и от адмиральского мундира остались бы одни лохмотья. Во всяком случае, потом пришлось целый час собирать разлетевшиеся по всему кораблю ордена Алойзи.

Резеда не спускала с острова беспокойного взгляда, потому что послала туда Три-Три с письмом к матери.

Капитан дал новый курс, и судно медленно пошло в обратном направлении – из-за плывшей на буксире верхушки острова Двойников приходилось проявлять предельную осторожность.

Мы уже покинули зону дождя и бурь. Ветер окончательно стих, небо прояснилось и показалась полная луна.

Свободные от вахты члены экипажа покинули палубу. Капитан Тыквот с омерзением выплюнул сигару в море и тоже удалился на отдых. Алойзи самолично встал к штурвалу. Впрочем, он всегда находился в стоячем положении, поскольку его искусственный организм не требовал ни сна, ни покоя. Этому можно было только позавидовать, ведь нашей четверке то и дело приходилось глотать тонизирующие таблетки пана Кляксы, чтобы не рухнуть от усталости. Вероник с жаром бросился драить навигационные приборы, из-за дождя потерявшие надлежащий блеск. Это умилило боцмана, и он сказал по-сказакотски:

– Пан Верурник так любит чистуртор, чтур егур надур звать Чистюлей.

– Господин боцман, – с достоинством ответил Вероник, – ваша шутка неуместна. Когда ваших предков жрали пиявки, мой прадед под Белой Мушкой воевал за освобождение зеленокожих цитрусов. Я действительно забочусь о чистоте, но пыли не подымаю.

Не уловив намека, боцман лишь буркнул под нос:

– Крыса сухопутная – ни словечка путного!

Пан Клякса взошел на капитанский мостик. Я тут же догадался, что он послал в космос свое всевидящее око, а теперь застыл с опущенной головой в выжидательной позе, не обращая внимания на старшего помощника, сменившего капитана Тыквота. Видимость установилась превосходная, и Резеда могла без труда созерцать родной дом.

– Что-то никаких признаков жизни, – озабоченно заметила она. – И Три-Три не возвращается… Свет в окнах погас. Бедная мамочка…

Я старался утешить Резеду и рассеять ее тревогу. На помощь мне пришел пан Клякса, как раз в тот момент ловко спустившийся с мостика.

– Я осмотрел поверхность Луны вблизи. Мое всевидящее око только что вернулось. Космическая пересадочная станция работает отлично. Однако я торжественно заявляю: в этом участвовать я не буду. Пока что я не собираюсь бороздить межпланетные пространства, ведь нерешенных проблем хватает и на Земле. Пока здесь существуют болезни, бедность и несчастья, мой долг – думать о людях. Да, дорогие мои! Люди на Земле для меня важнее всего.