Яков Аким - Девочка и лев (сборник)

– Так-так, прелестно! Если ты их нашёл, – произнёс он, поднимая и опуская указательный палец, точно решал задачу, – значит… значит, часы кто-то потерял.

– Пускай не теряет, – нахмурился Фок. – Часы теперь наши, наши с ним. – И он кивком показал на Чистую Пятку.

– Погоди, – сказал учитель, – давай подумаем. Хозяином таких часов мог быть человек пожилой. Наверное, он шёл по тропинке, устал и присел на траву передохнуть. Тут-то они и выскользнули из кармана.

– Если так, – вмешался Ушастик, – этот человек, который потерял, носил часы долго, всю свою жизнь. Вот и хватит, пусть другие носят.

– Нет, – сказал учитель твёрдо, – человек, потерявший такие часы, наверняка расстроился. И я прошу вас рассказать всем своим приятелям и знакомым, а они пускай сообщат своим знакомым, что часы отыскались. Не может быть, чтобы добрая молва не нашла хозяина часов. А вдруг это были для него не просто часы? Бывают очень дорогие для человека вещи – не потому дорогие, что дорого стоят, – ох как обидно их терять… Если хотите, как-нибудь я расскажу вам одну историю.

– Хотим! Хотим! – запрыгали школьники.

– Ну хорошо, – согласился учитель. – Не забудьте всем сказать про находку.

– Не забудем, обязательно не забудем, – ответила за всех Ленточка.

– А теперь прошу за парты! – сказал учитель.

– Вы обещали историю рассказать! – закричали школьники, когда уроки кончились.

– Ах да, – вспомнил учитель Так-Так. Он захлопнул журнал и прошёлся по классу.

– Когда-то отец подарил мне глиняную дудочку… Я был тогда школьником, совсем как вы.

– Не может быть! – вставил Фок. – Вы, учитель, были школьником?

– Честное слово, – серьёзно ответил учитель. – Так вот, отец подарил мне глиняную дудочку, объяснил, что называется она окариной. И показал, как играют на ней.

Дудочка-окарина была гладкая, покрытая чёрной блестящей глазурью. В ней было десять отверстий – по одному на каждый палец. Я мало-помалу выучился играть на своей окарине.

– Красиво она играла? – спросила Ленточка.

– Как вам сказать… – задумался учитель. – Я ведь не был настоящим музыкантом, да никто и не учил меня. Мне нравилось, что звук окарины похож на голос кукушки и что вечером дудочка поёт не так, как утром. Голос у неё был не слишком громкий и никому не мешал. Отец любил слушать, как я играю. Он приходил вечером с работы, ложился на диван, а ноги закидывал на табурет. Прямо в сапогах. Да, он за день уставал, и мать не ругала его.

Я брал окарину и наигрывал любимую музыку отца – весёлую песенку про осенний вечер, про то, как трещат поленья в печке, а дождь и ветер, понимаете, напрасно стучатся в стекло.

Я играл и играл эту песенку, а сам всё смотрел на отца. Как сейчас вижу, он лежит на спине, подложив ладони под голову. От его чёрной макушки до носков сапог было так далеко! Он был большой, мой отец. И я… как бы вам сказать… любил его. Что ты хочешь спросить?

– Все дети должны любить своих родителей, – сказал Ушастик и спрятал записную книжку, куда заносил разные умные мысли.

– Должны… Хорошо бы! – ответил учитель Так-Так. – Понимаешь, ведь у всех людей на земле были родители. Но мы с отцом были ещё и друзьями. Бывало, только увижу отца у калитки, тут же бросаю игру с мальчишками и бегу домой. Конечно, я знал – ему захочется со мной потолковать или просто помолчать, а рано утром отец снова уйдёт на работу.

Потом я вырос. Даже отцовские сапоги стали мне жать.

– Вот тогда-то и началась война, – остановившись у стола, сказал учитель.

– Настоящая? – Фок даже подпрыгнул на парте.

– Тише, – остановил учитель. – В первый же день войны отец собрался на фронт. Велел мне приглядывать за младшим братишкой и помогать матери по дому.

Мне хотелось сказать отцу на прощание что-нибудь. Но мы оба были мужчины. И я только взял окарину и сыграл ему песенку про осенний вечер.

Отец не велел его провожать. Помню его спину в дверях. Отцовскую спину в потёртой кожанке… Да, бывает, что человек уходит. И не возвращается.

– Так-так, – учитель подошёл к окну, – солнце садится, уроки давно кончились. По домам пора.

– Не пора, – закричали школьники, – расскажите, доскажите про дудочку!

Учитель молча постоял у окна.

– Отца убили в первом же бою. Я не верил сначала, и долго ещё мне снилось, будто отец вернулся, а я ему играю на окарине.

Говорят, люди растут во сне. Наверное, когда мне снился отец, я тоже рос, становился похожим на него.

И вот пришло время, мне дали винтовку с патронами.

А глиняная дудочка лежала в заплечном мешке, этот мешок был всегда со мной. Только мне не хотелось играть: подумайте, прошло лето, наступила осень, а война не кончалась, и людей всё убивали и убивали.

Однажды неподалёку от нас разорвался снаряд. Осколком ранило моего товарища. Я подбежал к нему, но рядом опять ухнуло, и нас обоих засыпало землёй.

Когда я очнулся, был уже вечер. Товарищ стонал. Я перевязал его, а когда лазил в мешок за бинтом, увидел, что дудочка раскололась надвое. Ведь она была глиняная. …Я склеил свою окарину в день Великой Победы. Да, да, представьте себе, склеенная, она заиграла! Правда, немного по-другому, не так весело, как раньше. И вот теперь, когда остаюсь один, изредка играю на окарине и вроде бы опять вижу отца…

Класс притих. Даже Фок сидел неподвижно, подперев рукой голову.

– А почему вы нам никогда не играли на этой дудочке? Сыграйте, пожалуйста! – попросила Ленточка.

– Что ж, – сказал учитель и, немного помедлив, достал из кармана что-то завёрнутое в носовой платок.

Она была совсем небольшая, склеенная из двух половинок глиняная окарина. Учитель Так-Так осторожно прикоснулся к ней губами, и в классе послышался голос кукушки. Музыка была тихая и печальная. Песня о тех, кого уже нет с нами.

– Надо скорее разыскать хозяина часов, скорее! – сказала Ленточка. И нетерпеливо топнула ногой.

– А я что говорю? – отозвался Фок. – И я говорю – разыскать. Запечатать письмо в бутылку, а бутылку – в речку. Кто потерял, тот и выловит бутылку.

– Хитрый какой, – рассердился Понимальчик. – Твою бутылку найдут лет через сто, а ты все сто лет чужими часами хвалиться будешь, да? Объявления надо развесить, вот что. Так, мол, и так, приходите в школу за часами.

И всё.

– Можно ещё шар воздушный, – подпрыгнул Мультик, – и к нему большой плакат, а на плакате часы нарисовать и нашу школу.

– Тамара тоже, – вставил Ушастик, – пускай плакат наденет.

– И Щётка, – добавил Чистая Пятка.

– Всё равно бутылку я кину, – сказал Фок. – Моряки всегда в бутылках письма пишут. И карту вложим, чтобы знали, где искать.