Сакариас Топелиус - Серебряная чаша Унды Марины

Белая кувшинка из Хассельвикена рассказала нам такую сказку.

Жила-была девочка и звали ее Лисалиль [1] Малютка Лиса (шв.). «Лиль» — уменьшительно-ласкательный суффикс. Иногда может переводиться как «милая, милый». . Отец и мать девочки умерли, и поселилась она вместе со своим слепым дедушкой в ветхой лачуге на Луговом острове близ Оленьего острова, что в шхерах Дубового мыса. Одному Богу известно, как они кормились всю долгую зиму. Правда, дедушка плел за деньги неводы, а Лисалиль мастерила мутовки и продавала их в городе, но денег, вырученных за все это, хватало ненадолго. И все же нельзя сказать, что дедушка с внучкой умирали с голоду, ведь они уповали на Господа, отца всех бедных и богатых.

Была у них маленькая лодка-плоскодонка да четыре сети; вот с ними и выходили они летом в море — рыбачить.

Когда же на лесных холмах поспевала земляника, старик оставался с удочкой в лодке, а Лисалиль отправлялась в лес — собирать ягоды.

Однажды в жаркий солнечный день дедушка с внучкой поплыли на веслах в открытое море к берегам Лосиного острова. Вдруг дедушке захотелось пить.

— Лисалиль, — попросил он, — возьми-ка глиняную чашку да принеси мне водицы из родника; не могу я пить морскую воду, уж больно она солона.

— Ладно! — согласилась Лисалиль, которая всегда бывала проворна и послушна.

И взяв глиняную чашку, она прыгнула на береговую отмель.

Места вокруг были дикие — лишь камни, горы да темный лес. Лисалиль бежала по тропинкам, раскрасневшись от жары. Но ни единого родника ей не встретилось, потому как лето стояло засушливое и вода иссякла. Под конец она устала и замедлила шаг. И вот, когда Лисалиль шла под сенью темных сосен, ее начали одолевать причудливые мысли, которые никогда прежде не приходили девочке в голову. Ей почудилось, будто высокие деревья как-то чудно смотрят на нее сверху вниз, и она почувствовала себя совсем одинокой во всем этом огромном мире.

Тут над нею в ветках что-то зашуршало, и слышит она вдруг чей-то писк:

— Почему ты бродишь совсем одна, Лисалиль, а где же твой суженый?

Лисалиль глянула вверх, но не увидела никого, кроме рябчика, что сидел на качающейся ветке старой березы. Испугалась она, побежала, но тут же споткнулась о пенек и бах… — на земле пред ней лежат двадцать осколков ее глиняной чашки…

— Прощай, чашка!

Вот ведь незадача! А дедушка по-прежнему ждал ее, сидя один в лодке. Во что же теперь Лисалиль наберет воды, чтоб он утолил жажду?

Присела Лисалиль на пенек да и заплакала. И слышится ей тут чье-то цоканье средь ветвей:

— Почему ты бродишь совсем одна, Лисалиль, а где же твой суженый?

Лисалиль обернулась, но не увидела никого, кроме бельчонка, выглядывавшего украдкой из веток пышной ели. Ну и страшно возмутилась же девочка. Какое дело бельчонку до того, что она бродит одна в лесу? И повернувшись к нему спиной, она зашагала прочь.

Но не прошла девочка и нескольких шагов, как слышит в третий раз тот же вопрос:

— Почему ты бродишь совсем одна, Лисалиль, а где же твой суженый?

Теперь к ней обращалась красивая незнакомая птичка с золотыми перышками на крыльях, тут же упорхнувшая ввысь в голубизну неба.

— Что за глупая болтовня! — воскликнула Лисалиль. — Дедушка сидит в лодке и ждет водицы, а я разбила нашу единственную чашку.

— Да, но где же твой суженый? — снова послышался из небесной голубизны голосок птички с золотыми крылышками.

«Тьфу, какая глупость! — возмутилась Лисалиль. — Разве она не знает, что больше всех на свете я люблю своего дедушку? И все-таки спрашивает о моем суженом!»

Все эти вопросы показались Лисалиль совсем никчемушными, и она отправилась обратно к берегу. Но, как по-вашему, оставили ее в покое? Как бы не так! Теперь все деревья, все кусты и все камни вокруг нее обрели жизнь. Даже пеньки принялись издавать какие-то звуки, даже брусничник что-то болтал у нее под ногами, а серые горы вздыхали, когда она брела по их мшистому ковру.

— Лисалиль, Лисалиль, а где же твой суженый?

Тут Лисалиль разозлилась (думаю, она была права) и решила, что это уж слишком. Она помчалась вперед со всех ног, сердито крича:

— Нет, вы только послушайте, что болтает этот глупый лес! Послушайте, что болтают эти дурацкие горы! Лирум-ларум, тьфу на вас!

В конце концов вернулась Лисалиль к дедушке, сидевшему в лодке.

— Ой, дедушка, — крикнула она, — я разбила нашу глиняную чашку и не принесла тебе ни капли водицы!

— Ну и ну! — пробормотал старик. — Так вот и бывает, когда посылаешь за чем-нибудь детей. Но, девочка моя дорогая, где ж ты так долго пропадала?

Лисалиль рассказала ему о том, что слышала в лесу.

— Не обращай внимания, это всего-навсего шушуканье, сплетни да лесные пересуды в гуще деревьев, когда ветки судачат меж собой; это значит, что завтра будет дождь. Суженый! Что за пустая болтовня!

— Но у меня ведь есть один такой! — сказала Лисалиль.

— У тебя есть парень?!

— Коли еще и парень, тогда сразу двое, дедушка. Первый — это ты!

— Ну что ж, пусть так! А теперь возьми наш горшочек из-под масла и ступай снова, отыщи мне немного водицы, уж больно пить хочется.

Лисалиль взяла горшочек и вновь отправилась в лес, но теперь там было тихо, так тихо, что, пожалуй, даже слишком… «Хоть бы услышать, как щебечет какой-нибудь ольховый чижик», — подумала Лисалиль. Но птицы словно онемели. Тут Лисалиль подошла к кусту шиповника, на котором только-только распустились первые цветы. О, как чудесно они пахли!

Лисалиль сорвала цветок для дедушки, но на лепестках было что-то написано, и когда она начала составлять из букв слова — до чего же это скучно, то получался тот же самый вопрос: «Почему ты бродишь совсем одна, Лисалиль, а где же твой суженый?»

— Вот как, и ты туда же со своими дурацкими выдумками?! — воскликнула Лисалиль и швырнула цветок. — Понять не могу, что такое случилось с лесом! Ему что, больше делать нечего?

Она пошла дальше, но родник ей так и не встретился. Зато на каждом шагу находила она то, чего вовсе не искала: все горы, деревья и кусты задавали ей один и тот же вопрос: «Почему ты бродишь совсем одна, Лисалиль, а где же твой суженый?»

— Нет, в самом деле, Лес совсем с ума сошел. Зажмурю-ка я лучше глаза, — решила Лисалиль.

И она крепко-накрепко сжала веки, хотя все-таки иногда ей приходилось подглядывать, чтобы не споткнуться о камни. Наконец она снова вышла на берег, так и не найдя ни капли воды, чтобы наполнить дедушкин горшочек из-под масла. Девочка уже хотела было снова вернуться к лодке, как вдруг увидела глубокую расселину в скалах, уходящих прямо в море. Там, в тени, бил родник.