Нина Артюхова - Избранные произведения в двух томах: том I

Через несколько минут при помощи двух косичек, двух бантиков и четырех заколок Леля стала такой аккуратненькой, что понравилась даже самой себе.

— А мы когда пойдем?

— Да вот проводим папу и пойдем.

Муся должна была пойти в школу подать заявление и обещала взять Лелю: все Лелины подруги ходили со своими мамами.

— Мама, не забудь взять метрику.

Евгений Александрович и Муся переглянулись.

— Мама, а что такое метрика?.. А у меня есть метрика?

— Ну, конечно, есть. Это бумажка такая, там записано, когда ты родилась.

Муся схватила чашки и хотела нести их в кухню.

Евгений Александрович отодвинул недопитый стакан и взялся за портфель — на десять минут раньше, чем обычно.

— А ты мне ее покажешь?

— Что?

— Метрику.

Евгений Александрович сказал, заглядывая в портфель:

— Мусенька, ты забыла: ведь Лелина метрика потерялась во время эвакуации. Но это неважно. У нас есть другие документы… паспорт… справки… и все такое… Ты объясни там в канцелярии… Ну, с директором поговори…

— Лелечка, а может быть, сегодня я одна пойду и подам заявление, а ты прямо когда занятия начнутся…

Леля грустно посмотрела на новое платье и в зеркало — на новые бантики. Евгений Александрович торопливо чмокал всех, начиная с Татки.

— Зачем же одна? Вы пойдите вместе. Муся, Муся, где мои калоши? — это он кричал уже из передней.

Неизвестно, зачем ему потребовались калоши: на улице было совсем сухо.

Муся охотно побежала в переднюю, они довольно долго стояли, наклонившись около вешалки. Потом Муся громко сказала, что калоши не нужны, что дождя не будет, — и дверь наконец захлопнулась.

— Почему такие холодные руки, Леля? Разве ты боишься?

Да, Леля боялась. Все девочки у них на дворе давно уже подали заявление в школу. А Леля была на даче.

А вдруг уже поздно? А вдруг не примут? Да еще таинственная эта метрика потерялась…

А вдруг скажут: «Нам таких не нужно, без метрики!»

Леля успокоилась немного, увидев перед столиком в канцелярии еще одну мать с дочкой. Значит, еще не поздно. Дочка была маленькая, с растрепанными белокурыми волосами, падавшими ей на лоб.

Тоже, должно быть, хочет отпускать косу!

А в руках у матери была плотная зеленоватая бумажка (уж не метрика ли?), из-за которой шел горячий спор.

— Вы же знаете, что мы только с семи лет принимаем!

Да ей через два месяца…

— Значит, ей в будущем году в школу идти, а сейчас мала еще.

— Да ей очень хочется!

Муся спросила, можно ли видеть директора. Ей показали на следующую дверь. Она вошла в кабинет, Леля осталась одна в канцелярии.

Навстречу Мусе из кабинета директора вышли две учительницы.

Одна высокая, полная, с черными волосами и басовитым голосом.

Другая поменьше ростом, очень стройная, совсем седая.

Но когда они повернулись к свету — Леля стояла спиной к окну, ей было хорошо видно, — оказалось, что высокая черноволосая — уже пожилая, даже, может быть, и старая, с морщинками, а у седой — молодое лицо.

— Вот, Еленочка, — сказала высокая, — это опять твой народец. Новенькая. Пожалуй, не хватит нам трех первых классов.

Елена ласково улыбнулась девочкам.

Свежее, нежное лицо. Легким облаком белые волосы над ним.

— Что же вы, мамаша, такую лохматую девочку в школу привели? Не пустят ее в класс такую! — упрекнула высокая учительница.

— Да разве я ее такую? Я ее, когда занятия, причешу! — оправдывалась мать.

Девушка за столом объяснила высокой учительнице, что девочке нет еще семи лет.

— Ну куда же вы, мамаша, такого несмышленыша привели?

— Да ей очень хочется!

Высокая учительница покачала головой и спросила своим басовитым голосом:

— А ну-ка, скажи, где у тебя правая рука, а где левая?

— Не знаю! — пискляво ответила лохматая девочка.

— Ну вот видите…

— Как же ты не знаешь, Лида, вот это — правая, а вот это — левая, — подсказала мать. — Она знает, это она просто так.

— А на какой руке у тебя больше пальцев: на правой или на левой? — опять спросила высокая учительница.

— На левой, — пискнула девочка.

— Ну вот видите!

Леля стала торопливо и незаметно пересчитывать свои пальцы.

Разумеется, одинаково: пять на левой, пять на правой. На обеих десять пальцев.

Подумала… прибавила те, которые на ногах, — получилось двадцать. Не зная еще, что могут спросить, Леля совсем съежилась, прижалась спиной к подоконнику — ей опять стало страшно.

Елена подошла к ней.

«Сейчас будет спрашивать…»

Но Елена взяла с подоконника свою шляпку и дотронулась тонкой рукой до Лелиных волос:

— Ах ты, кудрявенькая!

Леля всегда была чувствительна к ласке.

Весь страх ее прошел.

«Какая она хорошая! — подумала она. — Как хорошо, что я буду у нее учиться!»

— Пойдемте, Александра Федоровна, — сказала Елена.

Они вышли.

Леля смотрела им вслед и даже не сразу заметила, что Муся вернулась из кабинета.

— Что ж, Леля, пойдем домой.

— Не приняли? — испуганным шепотом спросила Леля.

— Почему не приняли? — засмеялась Муся. — Я подала заявление. Все в порядке. Первого пойдешь на занятия.

Перед школой был большой двор, широкий бульвар и очень тихая улица.

Впрочем, рано утром первого сентября эту часть бульвара никак нельзя было назвать тихой.

Звуки, которые неслись со двора школы, можно было сравнить со звуками большого оркестра в то время, когда музыканты настраивают скрипки и виолончели. А на взгляд это было похоже на шевеление разноцветных стеклышек в калейдоскопе. Стеклышки были разной величины и формы, одни яркие, другие потусклее, и двигались одни очень быстро, другие робко и медленно.

К восьми часам беспорядочное движение прекратилось. Девочки стали группироваться по кучкам: маленькие к маленьким, большие к большим, — и вытягивались в линейки. Каждая девочка должна была назвать свое имя и была отмечена в списке.

Новенькие стояли лучше всех: три первых класса: А, Б и В.

Некоторый беспорядок вносили родители: они плотным кольцом окружали малышей — мамы и даже некоторое количество пап.

Папы, впрочем, стояли смирно, с портфелями, и не вмешивались ни во что. Мамы зато спешили навести последнюю красоту: поправляли бантики, косички, завернувшееся крылышко на фартуке. Среди пап немалое место — в ширину — занимал Евгений Александрович. Муся стояла совсем в стороне за руку с Таткой. Татка обязательно хотела посмотреть, как Леля пойдет в школу, но близко ее не подпускали; опасаясь легкомысленных выпадов с ее стороны.

Сначала Леля растерялась в пестрой толпе, потом увидела несколько знакомых лиц: стали попадаться девочки из их дома. Несколько больших девочек окликнули ее и дружелюбно заулыбались над тем, какая она торжественная.