Нина Артюхова - Избранные произведения в двух томах: том I

Любочка тогда была уже совсем больная. Как можно было лечить, когда они жили в землянке, в лесу?

Жалко, что не удалось сохранить Любочкину куклу. Жалко, что Сереже не шестнадцать лет: тогда можно было бы сказать, что семнадцать, и взяли бы в армию. Хорошо бы попасть на фронт сейчас, во время наступления! Пускай убьют — все равно! Пускай изранят, изуродуют, потом можно было бы потерпеть.

Муравей уполз. Человечек остался и смотрел на Сережу лукавыми круглыми глазами.

Все-таки некоторые вещи остаются. Осталась половина тополя, который рос у калитки. Теперь на нем прямо из ствола и из обломков ветвей выросли широкие, большие листья. Сохранилась ветка, на которой Сережа сидел, когда ребята играли в городки, а ему тоже очень хотелось. Сидел и любовался Катиным дядей.

И вдруг Катин дядя позвал его играть. Тогда все и началось. А потом они встретились в Катином доме… И он сказал:

— Поедем со мной в Москву…

Теперь в Катином доме живут чужие люди. Катя с бабушкой далеко. Сережа знал это и потому поехал в Дубровку…

Звонкий детский голос раздался где-то совсем близко:

— А вот он около своей печки сидит.

Перешагивая через кирпичи фундамента и раздвигая кусты иван-чая, к Сереже шли Аня и капитан Тимашов. Аня и Тимашов — это была Москва. Видеть их в Дубровке было так же странно, как увидеть лохматую загорелую Нюрку, бегающую босиком по московским улицам.

Сережа даже не сразу сообразил, почему они могут быть здесь. Он не встал, а только тихо ответил им:

— Здравствуйте.

Аня присела рядом с Сережей около печки, обняла его, крепко чмокнула в лоб и радостно сказала:

— Вот! Наконец-то мы тебя нашли! Сережа, поезд отходит в четыре часа. Мы еще успеем вернуться сегодня. Скажи твоим знакомым, у которых ты остановился, что ты уезжаешь, собирайся — и поехали!

Сережа опять прижался щекой к печке.

— Аня, я не поеду.

— Но почему? Сережа, да что случилось?

Сережа молчал.

— Сережа, знаешь, что было, когда ты от нас ушел? Сережа, он плакал! Если бы ты видел это, ты бы вернулся сразу!

Равнодушным к этим словам — Аня знала — Сережа остаться не мог, но он ответил еще тише:

— Аня, я не поеду.

Аня поняла, что слова здесь бессильны, что он действительно не поедет никуда, что ее султанский наскок разбивается о его спокойное отчаяние.

Она растерялась. Ей хотелось как-нибудь утешить, приласкать мальчика, но она не знала, что говорить.

В то же время ей страшно было подумать даже, как она вернется домой без Сережи.

Она взяла его за руку.

— Сережа, послушай, — начала она.

— Аня, пойдите сюда на минутку, — негромко позвал Тимашов, стоявший поодаль. — Вы не то делаете, — сказал он, когда Аня подбежала к нему. — Ведь были же какие-то магические слова, которые нужно было произнести. Помните, он выбежал на площадку и крикнул нам, когда мы уже спускались с лестницы. Что-то нужно было сказать Сереже, только я не помню что. Я очень боялся, что мы опоздаем на поезд.

— Да, да, — обрадовалась Аня, — я помню, он говорил… но только я забыла что… Это было уже в самую последнюю минуту… Мы так спешили…

— Так давайте, Аня, вспоминать вместе. По-моему, он начал так: «Если Сережа заупрямится и не захочет ехать, скажите ему, что я прошу его прийти поговорить со мной лично». И прибавил еще что-то… не помню, что-то очень нелепое… про мостовую как будто или про улицу…

У Ани блеснули глаза.

— Я вспомнила! Я не знаю, что это значит, но я вспомнила!

Она повернулась и пошла к Сереже решительными шагами, как настоящая султанша из сказки, которая знает волшебные слова и которой будут повиноваться духи.

— Сережа, когда мы уезжали, он поручил нам передать тебе: он просит тебя прийти поговорить с ним лично. И еще он просил напомнить тебе твои слова, я не знаю, что это значит, но ты, должно быть, помнишь: «Головой вперед на мостовую!»

Сережа прижался лицом к печке. И встал. И сказал очень тихо:

— Пойдемте.

Аня первая вбежала в подъезд.

— Вы не торопитесь. Я сначала ему скажу.

Тимашов и вовсе не пошел наверх, оставшись на нижней ступеньке.

Сережа медленно поднимался по лестнице.

Знакомая квартира показалась ему чужой и даже враждебной. Он остановился в маленькой комнате, не решаясь идти дальше. Хотел присесть на кровать, но его собственная кровать смотрела на него с каким-то холодным упреком.

А что если Владимир Николаевич опять… как рассказывала Аня… Сережа не мог себе этого представить, но знал, что это будет ужасно.

Аня заглянула в дверь:

— Ну, что же ты?

Сережа сделал два шага и остановился у окна.

Владимир сидел за столом в очень спокойной позе. Лицо его показалось Сереже усталым и очень серьезным.

Впрочем, Сережа взглянул на него только раз и сейчас же отвел глаза.

Аня сочувственно посмотрела на одного и на другого и вышла, прикрыв за собой дверь.

Сережа так волновался, что забыл поздороваться.

— Вы просили меня прийти, чтобы поговорить.

Владимир ответил тоже без всякого приветствия:

— Очень тебе благодарен, что ты пришел. Так как… совсем пришел или…

— Нет, я только поговорить.

— Ага! Ну, а если бы я тебя… попросил остаться?

Сережа молчал.

— А если бы я тебя… очень попросил рассказать мне, почему ты от нас ушел?

Сережа ответил страдальчески:

— Вы меня не просите…

Он смотрел на подоконник. Это было что-то новое. Владимир помолчал, задумавшись.

Убеждать одними словами, без Сережиных глаз, было труднее.

— Хорошо, не буду просить. Заметь, я говорил в сослагательном наклонении. Мне кажется, Сергей, что я знаю, почему ты ушел. Но, имей в виду, когда человек… слушает из соседней комнаты, он не всегда слышит именно то, что говорят, во всяком случае не совсем то!

Краска обиды разлилась по Сережиному лицу.

Я не подслушивал! Если вы так думаете… я тогда уж лучше все расскажу, я не хочу, чтобы вы обо мне так думали!

— Рассказывай.

— Я пришел тогда раньше, чем должен был прийти… И в той комнате… я увидел, что ваша дверь открыта, но не совсем. Я хотел постучаться. Еще не дошел до двери… услышал, как вы сказали, что Аня вас из-за меня… ну вы помните! И что с ней опять… из-за меня… поссорились… второй раз на этой неделе. Я не подслушивал! Я просто хотел войти… Я больше ничего не слушал… я ушел.

— Куда же ты ушел?

— В кухню.

— Странно! Аня туда пошла, там было темно и никого не было.

— Я сидел в темноте.

— Что же ты делал в темноте? Может быть, всплакнул немножко?

— Нет.

— А я вот плакал, когда прочел твою записку. Честное слово. Даже не думал, что умею. Последний раз этим делом занимался… чтобы не соврать… лет… пятнадцать, а то и все двадцать тому назад. Очень было тяжело. Кстати, почему ты написал в своей записке «вы» с маленькой буквы?