Марчелло Арджилли - Фантаст-окулист

Вечер открывался конным номером, и наездники и наездницы выезжали на арену верхом на красках — коричневых, серых, черных, словом, всяких. Громко щелкая хлыстами, артисты заставляли краски скакать, перепрыгивать через препятствия, вставать на дыбы и проделывать все это с удивительным мастерством.

Акробатический номер тоже был такой, какого еще никто никогда не видел прежде. Его исполняли краски, похожие на облака. А вы, конечно, представляете, как высоко они летают. Номер необычайно опасный и захватывающий! Тем более что работали они без лонжи, даже без сетки. Одно неосмотрительное движение, и можно разбиться насмерть.

А эквилибристы? Это оказалось поистине волшебное зрелище. Представляете, красивые пары разных цветов танцевали на стальной проволоке под самым куполом цирка. Они тоже работали без лонж, и каждую минуту рисковали получить смертельную травму.

Но больше всего восхищал танец радуг — «Семь цветов». Краски исполняли его под сумасшедшие ритмы оркестра.

Еще выступали краски-клоуны. Они лупцевали друг друга палками и катались по арене, и все над ними смеялись.

Но гвоздем программы стал номер хищных красок. Им руководил сам директор цирка.

В железной клетке, установленной посреди арены, разные хищные краски прыгали со скамейки на скамейку сквозь пылающий обруч, конечно, понуждаемые хлыстом. А когда самый воинственный цвет (разумеется, красный) попробовал заупрямиться и не захотел прыгать в горящий обруч, директор безжалостно исколол его трезубцем.

И зрители, хотя в целом зрелище казалось очень красочным, не могли не огорчаться, видя, как жестоко здесь обращаются с красками. Однако газеты изо всех сил расхваливали представление: «Это заслуга, — писали они, — директора цирка, это ему впервые в мире пришла в голову мысль заставить краски работать в цирке».

Но никто не подумал поинтересоваться, каким образом пришла директору эта идея.

А возникла она у него от злости. Дело в том, что он оказался неудачливым художником. Многие годы он тщетно пытался писать картины, но они получались у него прямо-таки ужасные. А все потому, что он просто не умел обращаться с красками. И вдобавок, вместо того, чтобы сердиться на себя, злился на них.

— Не хотите повиноваться мне? — возмущался он. — Тем хуже для вас. Вы меня еще попомните!

Он действительно открыл цирк и заставил работать на арене краски. И, желая укротить их, морил голодом, хлестал при малейшей ошибке плетью и ежедневно заставлял исполнять опасные номера, всячески стараясь еще и унизить.

Но красочный цирк продержался недолго. Лига защиты красок по протестам публики сообщила всему свету о жестоком обращении, какому подвергались краски в цирке. Директору пришлось выпустить их на свободу и закрыть свой «Красочный цирк».

А вскоре произошло событие, о котором опять заговорили газеты. В одном музее поймали человека, который бросился с ножом к картине с прекраснейшими красками.

— Ненавижу вас! Ненавижу! — кричал он.

Это оказался тот самый бесталанный художник, бывший директор цирка. Он хотел убить краски. Он не знал, что нельзя убить жизнь.

Кто бы мог подумать, что чувства имеют свой цвет? Конечно, никто. А так ли это? Если поразмыслите хорошенько, то и сами поймете: они действительно окрашены — каждое чувство в свой собственный цвет.

Для американцев синий — это цвет, выражающий самую глубокую печаль, а для нас, итальянцев, наоборот, это цвет мечты.

Для мусульман зеленый — цвет священный. И в самом деле он постоянно присутствует на их знаменах. Для других же, напротив, это цвет бедности.

Красный для многих людей — цвет надежды и свободы. А иных он пугает.

Почти во всех странах девушки надевают в день свадьбы белое платье, считая такой наряд добрым предзнаменованием. А для некоторых азиатских народов, напротив, белый — это цвет траура.

Обнаружив, что их воспринимают кому как нравится, краски не на шутку возмутились.

— Хватит, — заявили они, — пусть люди придут к соглашению и договорятся видеть в каждой из нас какое-то определенное значение.

И краски обратились с этой просьбой в Комитет мудрецов. Умные головы выслушали их и согласились, что краски правы.

— Мы немедленно примем меры, — сказал один из мудрецов. — И сейчас же определим, какие чувства вызывает каждая из вас. Зеленый цвет, — мне кажется, тут нет никаких сомнений, — может быть связан только с надеждой.

— Высокочтимый коллега, — прервал его второй мудрец, — не говорите глупостей! Зеленый цвет означает злобу!

— Как вы смеете утверждать, будто я говорю глупости?! Видите, вы так рассердили меня, что я даже покраснел от гнева!

— Но какая связь между красным цветом и гневом? — вмешался третий мудрец. — Слушая такую околесицу, действительно можно покраснеть, но только от стыда!

— Причем здесь стыд! — возразил четвертый мудрец. — Красный — это цвет будущего!

— Господа, перестаньте! — попросил пятый мудрец. — Слушая ваш спор, можно умереть от самой черной тоски.

— Не смейте обижать черный цвет! — вскипел какой-то выживший из ума старец. — В мое время черный цвет…

Ему даже не дали договорить:

— Замолчите! Незачем вспоминать самый мрачный период нашей истории!

Спор разгорался все жарче.

— Оставьте политику! — предложил кто-то. — Самый изысканный цвет — серый. Взгляните на мой костюм. Разве вы не пожелтели от зависти?

— Значит, зависть, по-вашему, желтого цвета? Не говорите ерунду!

— А вы замолчите!

Мудрецы так распалились, что едва не подрались.

— Все ясно! — решили краски. — Они никогда не придут к согласию. — И ушли.

И с тех пор люди по-прежнему облачают свои чувства в те цвета, какие им хочется. И если разобраться по существу, это самое правильное решение, потому что во всем и всегда нужно быть как можно свободнее, даже если имеешь дело с красками.

Впрочем, можно придумать весьма интересную игру, если соединять тот или иной цвет с разными чувствами. Например, как вы думаете, какого цвета одиночество, любовь, скука, симпатия? Ну, и так далее.

Как обычно, главный счетовод Фемистокл Солера вышел из дома ровно в семь утра, чтобы первым прийти в контору.

И как обычно, должно быть, оттого, что очень гордился своим положением начальника, шел с гордо поднятой головой. Ну и, как всегда случается со всеми, кто не смотрит под ноги, Солера часто спотыкался и падал.

В то утро именно из-за этой своей привычки идти, высоко подняв голову, он первый заметил это.

— Невероятно! — воскликнул он.

И в самом деле, в небе не имелось ни малейшего намека на голубизну. Над головой вообще никакого неба не было — оно просто исчезло.