Валерий Гусев - Сокровища старой церкви

– Да, - протянул Великий, - учить вас, лоботрясы, и учить. Жаль, времени нет, уезжать пора. Слабаки вы, парни. Девка вами командует, поп вас подставил, директор за людей не считает, шериф репрессирует… А вы все терпите, как козлы безрогие. Запомните навсегда: никогда не прощайте обид. Одному спустишь, другие всю жизнь в тебя плевать будут. Согласен, Кролик?

– А чего опять Кролик?…

– А того! Как говорил мне другой мудрец, мщение есть радость богов. И если они оставляют это право за собой, значит, это слишком ценный дар для простых смертных…

– Точно! - подхватил Мишка. - Надо Леньке что-нибудь такое сотворить…

– Дом мы ему поджигать не будем, - притормозил его Великий, - и окна бить - тоже. Нужно придумать что-нибудь интересное, загадочное. Припугнуть его, чтобы знал и помнил, как мушкетеров обижать.

– Ага! - выскочил Кролик. - Попугать его. Вечером или ночью. Он идет, а тут как выпрыгнуть, как заорать! Он и…

Великий прервал Ваську выразительно-презрительным взглядом.

– Стоп! - сказал он после минутного раздумья. - Есть идея! Вы одной операцией сведете счеты со всеми тремя. Недаром же подземный ход нашли. Слушать сюда: поп все за свои церковные сокровища дрожит, так? Днем трясется и ночью не спит. Пока его нет, пробираетесь в церковь подземным ходом - я догадался, как он открывается, - похватаете там что под руку попадет и прячете в сарае вашего Сенти. Ленька с ума сойдет, шериф с ног собьется. А вы через недельку все это вроде как бы разыщете и шерифу доставите. Попу - шило, шерифу - гвоздь от начальства, Сентю менты потаскают как подозреваемого. А вам - почет и слава.

– Здорово! - разошелся Кролик. - А в церкви записку с черепом оставим: «Черные мстители»!

Мишка в восторге поднял большой палец, а Колька ничего не сказал.

ЗАСТРЯЛИ!

Моросило второй день. Деревня ежилась под мелкими холодными каплями, нахохлилась мокрыми крышами.

В магазин на случай половодья завезли запас продуктов. Приводили в порядок лодки. Готовились, как к осаде.

И Великий был готов к отъезду. Посоветовался с Челюканом, каким путем надежнее выбираться, собрал вещи. Особо заботливо - не в багажник, а в салон - уложил чемоданчик. Раскланялся со всей деревней, посетовал, что еще не вернулся отец Леонид, зашел попрощаться к Ратникову.

– Прощай, шериф, - протянул сильную ладонь. - Не поминай лихом. Надеялся с тобой подружиться, да, знать, не судьба.

Андрей с облегчением подумал, что тревоги его оказались ложными.

– Зря вы с вечера едете, - сказал он. - Дорога сложная. Забуксуете или заплутаете.

Они стояли на крыльце. Великий озабоченно глянул в небо, затянутое мокрыми облаками.

– Боюсь, за ночь развезет. Да и дела торопят. И так уж задержался.

– Приезжайте еще, - вежливо пригласил Андрей.

– Обязательно. Глянулось мне у вас - спокойно, мирно. Душа отдыхает.

Разговор обычный, простой. Но что-то вдруг опять задело Андрея за больное место. Почудилось ему сквозь доброжелательные слова Великого какое-то скрытое торжество. Но тут же одернул себя.

– Ладно, счастливой вам дороги.

Сбежал Великий с крыльца, сел за руль:

– Мой привет отцу Леониду.

И снова почудилась Андрею в этих словах скрытая, торжествующая насмешка.

Он опять подавил в себе сомнения, машинально отметил, что на переднем пассажирском сиденье лежит чемоданчик, который Великий купил здесь, в селе. «Что он его в багажник не убрал? - подумал мельком. - Ну, может, места там нет. Так сзади бы положил…» И опять одернул себя за подозрительность - так ему захотелось глянуть в этот чемодан. На каком основании? Может, там у него бутерброды и термос в дорогу…

Великий посигналил, как отчаливающий пароход, и резко тронул машину, будто угадал желания и сомнения участкового.

Выехав на шоссе, Великий присмотрел подходящий съезд, свернул в лес и спрятал машину в кустах.

Глянул на часы, откинул спинку сиденья, устроился поудобнее и, покурив, закрыл глаза…

В полночь он вышел из машины, запер дверцу и лесом, спрямляя путь, вернулся в село. Сторожко, невидимо и неслышно пробрался на кладбище и исчез в склепе.

Колька лезть в церковь отказался.

– И вам не советую, - жестко сказал он Кролику и Мишке.

Но ребята загорелись идеей мести, особенно Куманьков - у него больше всех было претензий ко взрослым. К тому же… интересно, заманчиво. А Кролику надо же было наконец показать, что он не хуже других, не трусливее. А то - чуть что, так сразу Кролик!

Великий объяснил им, как открыть колонну и как закрыть ее за собой. Не предупредил только о том, что второй раз ее уже не открыть, механизм больше не сработает.

Мишка раздобыл где-то старый керосиновый фонарь, Васька запасся мешком для добычи. На кладбище пошли без опасения - Мишкина «деза» о крокодиле сработала, бабка Чашкина разнесла ее по всему селу, и теперь кто и страдал бессонницей, то дома, а не на крыльце.

Кролик трусил отчаянно. Мишка не так заметно. Но когда в склепе он чиркал спичками, зажигая фонарь, пальцы его подрагивали.

– Волнуюсь, - объяснил он. - Стресс у меня. Или шок. Полезли?

Ребята откатили все тем же ломом «комод» и, чтобы не передумать, быстро нырнули вниз.

Васька был здесь впервые. И вскоре страх сменился интересом. То еще приключение!

Мишка уверенно шел впереди, размахивая фонарем. По влажным стенам мелькали тени. Шаги гулко отдавались под сводом, убегали вперед, и звук их затихал где-то вдали.

Поднялись по стучащим под ногами ступеням в колонну. Постояли, изучая механизм, вспоминая инструкции Великого.

Мишка взялся за цепь:

– Гаси фонарь.

Васька приподнял стекло, дунул на фитиль. Стало черно и сильно запахло горелым керосином.

– Давай, - сказал Кролик. Ему уже не терпелось вернуться назад.

Раздался щелчок, затем тихий скрежет. Сначала оказались в полной темноте, потом появился слабый свет. В церкви тоже было темно, но не так, как здесь.

Плита плавно легла на пол. Мальчишки вошли в храм. И сразу же остановились - так гулко прозвучали их шаги в ночной церковной тиши.

– Силантича не разбудить бы! - шепнул Миха. - Тогда не отмотаемся.

– Убежим, закроемся. Не найдет, да?

– Кончай стонать, давай за дело. Хватай чего-нибудь.

– А чего я-то? Чуть что…

– Заткнись, грешник! - Мишка схватил первый попавшийся подсвечник, самую толстую книгу и какую-то красивую чашу.

Васька помогал с неохотой. Ему было не по себе, неуютно. Казалось, кто-то невидимый с укором наблюдает за ним. В темноте не различались лики на иконах, но Васька всем существом ощущал их строгие взоры.

Завязали мешок, заспешили обратно. Мишка, натянув цепь, вернул плиту на место - что-то опять щелкнуло, но как-то по-другому. Как-то зловеще. Будто лязгнул тюремный засов.