Инна Щербачева - Большое путешествие маленького Мити и его семьи

Этот день не был похож на другие. С самого утра одна ничем не приметная городская квартира изнутри напоминала неспокойный улей пчёл. В спешке паковались сумки, вещи сортировались на нужные и «не вздумай это брать!», из всех углов «улья» то и дело доносились какие-то крики, в суете мелькали бегающие фигуры мамы и папы маленького, но вполне самостоятельного человечка — Митьки.

Сам Митька наблюдал за всей этой картиной из своей кроватки в философской позе: с соской во рту, облокотившись на свою ручонку.

Справедливости ради замечу, что молодая семья эта мало чем отличалась от большинства других молодых семей. Частыми гостями здесь были ссоры по пустякам и обиды. После рождения ребёнка понимание между некогда любящими друг друга людьми и вовсе закончилось, а отношения, казалось, крепятся только штампом в паспорте и обоюдным чувством безысходности. Маленький человечек привык к этим картинам, ведь выбирать родителей не приходится.

Утренняя суета в квартире улеглась в один миг, и вот уже компания из трёх человек едет в автобусе на недельку в сельскую глушь, к родственникам.

За окном автобуса мелькали городские пейзажи: высотные дома, пёстрые вывески рекламы светской жизни, огни светофоров, прохожие…

От всего этого Митька уснул, поудобнее устроившись у мамы на руках.

Он и не заметил, как суетливый городской пейзаж сменился на сельский, внешне абсолютно спокойный.

Да, со стороны кажется, что жизнь здесь течёт в другом временном измерении, просто заводь какая-то по сравнению с городской суетой.

Деревня встретила гостей со всей своей открытой душевностью и простотой. Теперь за окном виднелись покосившиеся избушки и маленькие деревянные домики с оконцами в деревянных кружевах, разноцветные палисадники с множеством пестреющих цветов, деревянные мосточки и вольно гуляющие гуси, куры, поросята…

День был в полном разгаре. Автобус мчался по дороге, утопающей в зелени деревьев, голова кружилась от свежего воздуха и ярких красок, буйствовавших на просторе, которые слились в один пёстрый ансамбль под названием «лето»!

Автобус остановился в конечном пункте прибытия — в деревушке, безнадёжно затерявшейся от цивилизации.

Большая часть пассажиров вышла задолго до последней остановки, поэтому наши гости ступили на землю глухой провинции последними и в пешем порядке направились по просёлочной дороге к родительскому дому.

Митька, не совсем понимавший, куда это он попал, наблюдал за происходящим молча, широко открытыми глазами. Надо сказать, что в привычных для мальчугана условиях понятия «молчать» и «Митька» не сочетались вообще. Непонятный и невероятный набор звуков с живописной жестикуляцией и выражением глаз приходилось наблюдать практически всегда. Причём от каждого такого выступления создавалось реальное впечатление, что человечек говорит с тобой вполне осознано, только вот ты, бездарь, не знаешь языка, на котором с тобой общаются. При этом юного оратора ничуть не смущало, если собеседник не участвовал в диалоге, — главное, чтобы его слушали. В принципе, вполне обычные жизненные запросы.

Дорога к дому была неблизкой, путники ковыляли усталой походкой. Но бодрее всех, пожалуй, была мама. Пока Митька размышлял над происходящим, она воодушевлённо рассказывала папе об историях из своего детства, когда-то происходивших в родной деревушке, а папа безропотно выслушивая рассказы, волок собранный багаж.

— Чего ты молчишь? — поинтересовалась мама.

— Ну, мне тяжеловато вообще-то! А во-вторых, кто-то должен молчать.

— Вот так всегда: я сама себе, а ты себе на уме!

— Вот и поговорили! Слушай, мы когда-нибудь научимся общаться без скандалов?! Не жизнь, а минное поле от самого загса. Может, нам карту местности выдать забыли, а?

— Понимание мы там забыли! Кольца взяли, а вот главное оставили!

На этом разговор прервался, и оставшийся путь наши герои продолжили по гравийной дороге с угрюмыми лицами под разноголосое пенье птиц.

В деревянном домике на окраине села давно поджидали гостей. У окна, открывавшего вид на дорогу, был выставлен пост. Постовым в добровольно-принудительном порядке назначен дед Фёдор, а в помощники ему — старослужащий кот Тимоха.

Хозяйка, бабка Марья, как водится, хлопотала по дому.

— Ну чё, не видать ещё? — спрашивала она почитай каждые пять минут.

— Не видать, — кратко рапортовал дед.

Постовой, наглаживая довольно развалившегося на коленях кота, в очередной раз высказывал свои соображения по поводу длительного отсутствия гостей:

— Я ж тебе говорю: может, что дорога длинная или на работе не пускают, ну тогда ещё и завтра ждать будем… а может, они и вовсе, на автобус проспали.

— Ну-ну, заливать-то — проспали. Это ж не ты, как медведь на зимовке, пушкой не подымешь! — ворчала между делом хозяйка.

Дед, умудрённый опытом, мало обращал внимания на ворчание жены, однако за словом в карман не лез и при случае находил что ответить, поэтому разговор их порой больше напоминал детские препирания.

У хозяйки к приёму гостей было всё готово. В русской печи, протопленной поутру, пока не так жарко, дорумянился пирог с рыбкой, пойманной дедом накануне. Запахи пирога разносились по всей избе, тревожа воображение голодных постовых, поэтому ожидание ещё больше становилось нетерпимым. Кашка для внучка, сваренная в чугунке, давно распарилась и ждала своего часа вместе с наваристым борщом на приступке свежевыбеленной печи… Молочко с утреннего удоя баба Марья, как водится, опустила в ведёрке в колодец, надёжно привязав верёвкой, а в сенцах, в глиняной крынке, оставила немного для желающих и вместе с кувшином кваска убрала всё в бочонок со студёной водой из колодца. Ещё с вечера хозяйка перебрала все половички и выбрала самые нарядные для убранства пола. Деду то и дело доставалось от неё, если тот по неаккуратности собирал их ногами.

Подводило только то, что в квашонке осталось тесто, из которого нужно было успеть испечь шанежки со сметанкой, над чем сейчас и хлопотала бабка Марья.

А на улице зверствовал летний зной: солнце палило беспощадно, растения из последних сил старались сохранить цветущий вид, бабочки в поиске влаги лепились к воде, лохматый пёс, изнемогая от жары, забрался в тенёк и неподвижно развалился на земле, — всё замерло в терпеливом ожидании вечерней прохлады.