Л. Пантелеев - Ленька Пантелеев

— Ничего. Мне не жаль.

— Ну, хорошо, — подумав и вздохнув, сказала тетка. — Леша, возьми, пожалуйста, сними с вешалки Ирино платье, которое с клеенчатым кушачком, и… продай его.

— Где продать? — испугался Ленька.

— Ну где?.. Я не знаю где. На базаре.

— Нет, я не пойду, — твердо сказал Ленька.

— Это как? Это почему ты не пойдешь?

— А потому, что я торговать не умею.

— Боже мой! — всхлипнула тетка. — Что я должна терпеть! Ну, хорошо, подай мне мою кофту и юбку, я оденусь и пойду сама. Если я по дороге умру, знай, что это твоих рук дело.

Ленька понял, что положение его безвыходное.

— Где платье? Какое? — сказал он, раздувая ноздри.

…Он шел на базар с отвращением. Он вспоминал случай, который был с ним давно, в Петрограде, еще при жизни отца. Весной, на предпоследней неделе великого поста он говел, ходил каждый день с матерью в церковь, готовился к исповеди и причастию. Однажды утром у матери разболелись зубы, и она отправила мальчика к обедне одного. Ленька отстоял у Покрова всю службу, купил, как приказано было, в свечном ящике двадцатикопеечную свечку, получил тридцать копеек сдачи, положил пятачок на блюдо, а остальные монетки сунул в карман, не думая в этот момент, что он с ними будет делать. В благостном и торжественном настроении он вышел из церкви. Рыночная площадь была залита апрельским солнцем. У церковной ограды торговали бумажными пасхальными цветами и вербами, тут же какая-то деревенская женщина продавала букетики живых подснежников.

— Почем? — спросил, останавливаясь, Ленька. Покупать цветы он не собирался, просто ему было приятно, что он, как взрослый, идет один, делает что хочет и даже может прицениваться к разным товарам.

— По пятачку, миленький, по пятачку, — ответила женщина, вытаскивая из корзины и встряхивая перед Ленькиным носом мокрым еще букетиком. — Купи, деточка, свеженькие, только что из Стрельны привезла.

«А что ж… куплю, подарю маме», — решил Ленька, отдал женщине двадцать пять копеек и получил взамен пять букетиков.

Он сделал очень немного шагов вдоль церковной ограды и остановился, чтобы привести в порядок свои рассыпавшиеся букетики. В это время кто-то наклонился над ним и спросил:

— Продаешь, мальчик?

Леньку что-то дернуло, и он сказал:

— Да.

— Почем?

— По двадцать копеек, — сказал он, опять-таки не задумываясь, почему он так говорит.

Может быть, вид у мальчика был необычный и жалкий, может быть, подснежники только что появились в этот день в Петербурге, но Ленька не успел опомниться, как от цветов его ничего не осталось, а на ладони у него лежал рубль серебряной и медной мелочью.

В первую минуту мальчик растерялся, даже испугался, потом радостно ахнул.

«Ведь вот я какой умный!» — думал он с гордостью, пересчитывая на ладони гривенники и пятиалтынные. — Поторговал несколько минуток — и семьдесят пять копеек заработал!»

Сжимая в руке деньги, он бежал домой, полный уверенности, что дома его будут наперебой хвалить, будут радоваться и удивляться его торговым способностям.

Но, к удивлению его, дома его никто не похвалил. Узнав, в чем дело, отец пришел в ярость.

— Хорош! — кричал он, раздувая ноздри и расхаживая быстрыми шагами по комнате. — Ничего себе, вырастили наследничка! Воспитали сынка, мадам! Каналья! Тебе не стыдно? Ты думал о том, что ты делаешь? Ты же украл эти деньги!..

— Почему? — остолбенел Ленька. — Я не укгал. Мне их дали…

— Молчи! Дубина! Осел эфиопский! Надо все-таки голову на плечах иметь… Ты их украл… да, да, именно украл, вытащил из кармана у той бабы, которая продала тебе цветы по пятачку…

Рассвирепев и забыв о своем давнем правиле никогда не пороть Леньку, отец уже извлек из ящика письменного стола знаменитые замшевые подтяжки, и только мольбы матери, убедившей мужа, что нельзя, грешно трогать мальчика, который говеет, готовится к великому таинству, заставили Ивана Адриановича сдержаться и спрятать подтяжки обратно в ящик. Через минуту, слегка успокоившись, он снова появился в дверях кабинета.

— Пойдешь на рынок, — сказал он Леньке, — разыщешь женщину, которую ты обманул, и вернешь ей эти дрянные деньги. А если не найдешь, — отдашь нищему. Понял?

— Понял, да, — пролепетал Ленька. — Сейчас идти?

— Да. Сейчас.

Ленька со вчерашнего вечера ничего не ел. Еще в церкви он боролся с греховными мыслями, предвкушая удовольствие, с каким он будет пить дома горячий кофе с «постным» миндальным молоком и уплетать яблочные, жаренные на постном же масле, оладьи. Завтрак ждал его на столе, кофейник аппетитно дымился, но Леньке пришлось снова одеться и идти к церкви.

Церковные ворота были закрыты, женщина с подснежниками возле них уже не стояла. Не было почему-то и нищих. Обычно, когда не надо было, они попадались на каждом шагу, а тут Ленька обошел все окрестные улицы и, как назло, не встретил ни одного человека с протянутой рукой. Сжимая в потной руке опостылевшие деньги, он брел по направлению к дому, и у него уже мелькала мысль — не бросить ли незаметно деньги в Фонтанку, как вдруг он увидел идущую ему навстречу бедно одетую женщину, пожилую еврейку с маленьким ребенком на руках. От радости Ленька чуть не упал в обморок.

— Тетенька, вы бедная? — спросил он, когда женщина подошла ближе.

— Бедная, милый, — сказала она, останавливаясь.

— Тогда… вот… возьмите, пожалуйста, — пробормотал Ленька, сунул испуганной женщине монетки, услышал, как одна из них покатилась по тротуару, и побежал без оглядки, с ужасом думая, что будет, если женщина вдруг догонит его и вернет деньги.

После этого случая он на всю жизнь затаил самое лютое отвращение к торговле и ко всему, что имеет к ней хоть какое-нибудь отношение.

…На базаре он долго и угрюмо бродил с пакетом под мышкой. У него спрашивали:

— Продаешь?

Он или говорил «нет» или застенчиво бормотал что-то и проходил мимо.

Наконец он решился, отошел к забору и извлек из газетной бумаги кремовое платье. Сразу же к нему подошла какая-то женщина.

— Продаешь, мальчик?

— Да, — ответил Ленька и покраснел так, словно он сказал неправду.

Женщина взяла платье щепотками за оба плеча, посмотрела спереди, посмотрела сзади.

— Краденое? — сказала она, усмехнувшись.

— Вы что глупости говорите? — еще больше покраснел Ленька.

— Ну, ну, брось, не обижайся. Сколько хочешь?

Только тут Ленька вспомнил, что не спросил у тетки, за сколько нужно продавать платье.

— Я не знаю, — сказал он.

— Как же это, — продаешь и цены не знаешь?

— Да… А вы сколько дадите?

Покупательница еще раз оглядела платье.

— Сто рублей дам, — сказала она.

Ленька понимал, что сто рублей — мало, что платье стоит дороже, но торговаться он не мог.