Тамара Михеева - Янка [litres]

– Да хороший жилец, тихий, все ездит куда-то, все с фотоаппаратом своим.

У Янки вроде и тюкнуло привычно сердце, но как-то уж слишком быстро отпустило.

А однажды они прозанимались у Даши до темноты, и Таль пошел Янку провожать. Они шли по набережной и молчали. Как-то не хотелось говорить. А когда проходили мимо чайханы, которая уже открылась к лету, Янка увидела, что оттуда выходит Глеб с какой-то девушкой. Он ее обнимает и целует на ходу. Она смеется и отталкивает его, но не всерьез. Это сразу видно. Когда не всерьез. И они. Спустились. По лестнице. На пляж. Они там. Сядут. На песок. И будут целоваться. И все потом тоже – будет. Потому что девушка – взрослая. И красивая. И Янка узнала ее. Это была Леся из Тарасовой компании с Нового года. Урочище Хапхал. Ур-р-р-р-р-рочище. Хапхал.

– Пойдем? – осторожно тронул ее за локоть Таль.

Они пошли. Лицо горело. Таль посмотрел на нее и сказал:

– Янка, ну хочешь, я его завтра выгоню? Пусть перебирается к своей шалаве жить!

– Она не шалава. Это Леся. Она классная. Мы вместе были в походе.

Таль не ответил. Янка усмехнулась:

– Зачем выгонять хорошего постояльца? Да и за что? За то, что он с девушками целуется?

Янка развернулась к Талю. Они были одного роста – глаза в глаза. Она взяла его лицо в ладони, посмотрела ему в глаза, испуганные, застывшие, а потом – быстро поцеловала в губы. И пошла рядом как ни в чем не бывало. Сердце медленно и гулко билось где-то в коленках. Было хорошо. Море шумело. Ветер. Таль взял ее за руку. Но так ничего и не сказал. Около калитки он потянулся к ней за поцелуем, но она увернулась и ушла.

Янка выложила свои фотографии «Вконтакте». Везде подписала: «Фотограф Глеб Арсеньев». Будто попрощалась. И потом дня три наслаждалась комментариями. «Лапуся», «красотулечка», «красота! обожаю тебя!», «Заинька моя! Ты просто красотка! Люблю тебя!», «клеееевая!», «sexy», «ужасно все скучаем, скорее приезжай!»… Конечно, это всё девчонки писали: Майка, Лерка, Юльчик… Герка Ивлин оставлял короткие: «Вау!» Под одной из походно-новогодних написал: «Как ты повзрослела». Янка ждала, что Рябинин тоже что-то напишет, но он молчал, даже лайка не оставил.

Поселок раздувался на глазах. Открывались кафе и лотки с сувенирами, на улицах выстраивались палатки с клубникой и черешней. В магазинах стали собираться очереди. Вспухли от людей пляжи и набережные. А Глеб уехал. Он даже не попрощался, просто съехал от Конопко, и все. Янка пришла к ним в гости, а его уже не было. И Янка ничего не почувствовала. Совсем.

Мужик, к которому Таль нанимался в сборщики, не понравился ему сразу. Скользкий какой-то весь, с ухмылочкой. Ну да разве у Таля был выбор?

– Плачу я не сильно много. Сам понимаешь, времена трудные. Хотя… от тебя будет зависеть. Трава ведь тоже разная бывает, – сказал он особенным голосом.

– Нет, – твердо ответил Таль, сразу сообразив, о чем он. Парни предупреждали об этом.

– Чего ты, пацан, а? – недобро прищурился хозяин. – Я говорю, что трава траве рознь: одно дело – лаванду с совхозных полей тырить, другое дело – дикий лимонник собирать, правильно?

Таль кивнул. Отлегло.

– Просто можно ведь и серьезное дело сделать. Ты поработай в горах, а там видно будет. Чего не в школе-то? Или уже каникулы?

– Отец утонул. Семью кормить надо, – хмуро бросил Таль. – На экзамены отпустите только.

– Вот оно как, – вздохнул мужик, и взгляд его стал особенный, но совсем не сочувствующий. Таль почувствовал себя рабом на невольничьем рынке, будто его оглядывали с прицелом, пытаясь понять: сколько он стоит?

Маме про горы Таль сказал в последний момент. Она, конечно, стала ругаться, кричать на него, заревел Пашуня.

– Хватит, мам, чего ты?

– А ты чего? Вот ты чего? Куда тебя несет? Что бы мы здесь не заработали? Да скоро народ повалит, и Анютка уже сколько разрисовала камней-то! Приедут отдыхающие, вместе продавать будете…

– Ага, проживешь на камешки, – Таль в эту затею не верил.

Да и как они себе это представляют? Он самый старший, к тому же пацан, и будет дома сидеть, в школу ходить, когда даже Анютка работает? Интересно, что бы отец по этому поводу сказал! Нет уж, он все решил.

– А школа? А экзамены?

– Отпрошусь и приеду сдавать.

Перед самым отъездом в горы Таль зашел за Янкой на работу. Теперь она не могла отвертеться, покраснела, как будто он ее в воровстве уличил.

– Давай помогу, – Таль деловито перехватил у нее ведро со шваброй, понес выливать.

– Откуда ты узнал?

– От верблюда.

Они сложили тряпки, ведро, швабру в каморку, сдали ключ на вахте и пошли по Поселку. Таль мог взять ее за руку, но боялся.

– Маму с Пашуней вчера в больницу забрали.

– Что? – развернулась к нему Янка, глаза – как два озера, подернутых ряской.

– Да простыл он чего-то. Кашляет сильно, два дня температуру сбить не могли. «Скорую» вызвали, а они отвезли. Но, говорят, ничего страшного, просто так спокойнее.

– Почему ты мне сразу не сказал?

– Вот говорю, – улыбнулся Таль. – Ночью увезли.

– А про температуру?

– Ну, а что бы ты сделала? У тебя своих дел выше крыши…

Янке стало обидно. Значит, Пашуня – не ее дело? Она ему и игрушки, и ползунки-распашонки, и тете Нияре витамины… Но Таль взял Янку за локоть, развернул к себе, сказал серьезно:

– Янка… девчонки там одни остаются. Я-то уезжаю завтра рано утром. Присмотри за ними, ладно? Мне больше не на кого их оставить. Сама знаешь…

Янка молча кивнула.

– У них все есть, ты не думай, мы пенсию недавно получили, я продукты закупил, так что без этого давай… Просто… ну, маленькие они еще, мало ли, вдруг забоятся ночью одни…

– Конечно, Таль, я отпрошусь у мамы и могу даже ночевать с ними, да?

– Спасибо, – сказал Таль так серьезно и проникновенно, что Янка закусила губу, чтобы сдержать подбирающиеся к глазам слезы.

Домой они шли по самой богатой улице Поселка, где друг за другом стояли роскошные виллы, напоминающие поместья девятнадцатого века, с садами, чугунными воротами, за которыми можно было разглядеть фонтаны и беседки. Ленивые охранники скучали у таких ворот, и Таль с Янкой старались проходить побыстрее. Но около одной виллы Таль остановился. Правда, не у самых ворот, а подальше. Провел ладонью по забору, заглянул в сад.

– Знаешь, – сказал он, сжимая кулаки вокруг прутьев узорчатой решетки, – я понимаю, как произошла революция.

Янка удивленно глянула на него.

– Когда я смотрю на эти особняки и думаю о том, что вот сейчас приду домой, а там Анютка и Маруся и надо чем-то их покормить… я бы тоже взял в руки оружие.

– Не знала, что ты коммунист, – насмешливо сказала Янка.

– Да при чем здесь коммунист?! – тут же вспылил Таль. – Я просто говорю, что понимаю, как это произошло.