Георгий Балл - Детская библиотека. Том 21

День удался на славу, и все живое ликовало. В воздухе над сосновым солдатом, как вертолеты, замирали стрекозы, кузнечики прыгали прямо к его ногам, и ленивые жуки не спешили уйти с его дороги.

Новичок в душе был поэтом и мечтал писать стихи о солнце, о ветре, и об отважных и добрых лесных жителях. Но сейчас он старался об этом забыть, потому что был солдатом и хотел добросовестно выполнить приказ командира.

Вдруг невдалеке от него послышался поющий веселый, звонкий голос. Песенка приблизилась, и Новичок расслышал ее слова:

Новичку очень понравилась песенка, и ему захотелось узнать, кто поет.

Он осторожно раздвинул траву и выглянул на тропинку, ту самую тропинку, по которой должен был пройти Пешкин со своими солдатами. Но по тропинке вприпрыжку бежала девочка. Ее загорелые босые ножки были запылены, глаза весело блестели, а ветер развевал лепестки белой юбочки. Это была Маша-Ромаша, одна из тех девочек, которые хороводами и песнями утешали пленного Пыжика.

Маша-Ромаша была очень хороша, так хороша, что даже деревянное солдатское сердце не могло устоять перед ее красотой. Новичку она так понравилась, что ему захотелось тут же дернуть ее за косичку, а потом, взяв за руку, побежать рядом вприпрыжку.

«Нельзя мне! — в последнюю минуту решил Новичок. — Ведь я — солдат и нахожусь при исполнении служебных обязанностей».

Только он так подумал, как с другой стороны появились три воина. Маша-Ромаша остановилась, перестала петь, но не удрала. А солдаты подтянулись, выровняли строй и четче взяли ногу. Когда они поравнялись с Машей-Ромашей, солдат, который шел первым (а это был Пешкин), лукаво подмигнул своему войску, выкатил грудь колесом и лихо затянул:

Песня оборвалась, и Пешкин скомандовал:

— Армия, слушай мою команду! На красавицу равняйсь! Ать-два!

Солдаты, как один, повернули головы к Маше, и в тишине гулко и воинственно застучали сапога: «Шах-мат, шах-мат!»

«Да как они смеют насмехаться над беззащитной и безоружной девочкой!» — возмутился Новичок и хотел выйти из укрытия, чтобы заступиться, но не сделал этого. И не потому, что испугался, а потому что Маша-Ромаша ни чуточки не обиделась. Она только спросила:

— А вы меня бить не будете?

— Еще не знаем, — ответили солдаты.

— А я вас не боюсь, не боюсь! — сказала Маша. — Куда выйдете?

— Так что, красавица, находимся в походе, а куда идем — военная тайна! — ответил Пешкин.

— А вы все-таки скажите! — настаивала Маша. Она была девочкой, а девочки все любопытны.

Пешкин посмотрел на своих солдат и, подмигнув, ответил:

— Проделали мы немалый путь и не мешало бы нам водицы хлебнуть.

Он потрогал свои светлые усики и выставил вперед правую ноту. Сапог заблестел на солнце, как зеркало. В сверкающем голенище отразились и небо, и облака, и деревья, и цветы. Маша не удержалась и, заглянув в голенище, поправила свои кудри.

Пешкин стоял перед ней подтянутый, бравый и бесстрашно смотрел ей в глаза. По всему было видно, что это бывалый воин. Даже Новичок залюбовался храбрым солдатом. Эх, если бы он был таким же бравым и бывалым воином, он бы тоже сейчас стал перед ней и тоже посмотрел бы прямо в глаза. Но он был новичком, неотесанным, без блеска — простой деревяшкой…

Мысли Новичка перебила Маша-Ромаша. Она сказала:

— Вы нехорошие, скрываете от меня свою тайну, а у меня от вас тайны нет… Ага!

Ей не терпелось поскорей рассказать новым знакомым, зачем она сюда прибежала.

— Любопытно, — заметил Пешкин. — Очень даже любопытно.

И Маша рассказала:

— Вот здесь, — она протянула руку туда, где росла сочная высокая трава, — течет родничок. Его вода целебная, лекарственная. Наши врачи ее называют «выпьюс-окрепнус» и прописывают всем детям по три капли перед едой. Эту воду я ношу Чижику-Пыжику, которого сторожит злой паук Лапоног.

— Так вот оно что! — переглянулся Пешкин со своими солдатами. — Стало быть, нам с тобой, красавица, по пути. Да и неплохо бы приложиться к родничку, потому как нам, солдатам, «выпьюс-окрепнус» перед горячим делом иногда разрешается.

Все трое направились к родничку и, наклонясь над ним, сделали по три глотка, то есть по три капли, как советовал врач. Маша-Ромаша сорвала тонкий стебелек, опустила в родничок один его конец, потом другой, и на нем повисли крупные сверкающие капли.

Когда все вышли снова на тропинку, Пешкин сказал Маше-Ромаше:

— Разрешите помочь.

— А ты не разольешь? — спросила Маша.

— Мы и не с такими поручениями справлялись! — ответил Пешкин и переложил коромысло на свое плечо.

Новичку очень хотелось пить, но он давно забыл об этом. Он готов был расколоться на мелкие щепочки, только бы очутиться на месте Пешкина или хотя бы идти с ними радом. Ему уже давно понравился смелый генеральский солдат. «Они вместе идут делать доброе дело, — думал Новичок. — А я должен им помешать, предать честного солдата!.. Почему они все так стараются помочь какому-то Пыжику? Что там происходит?.. Вот пойду и посмотрю!» — решил Новичок.

Может, ему не столько хотелось узнать, что происходит с Пыжиком, сколько еще раз посмотреть на веселую девочку Машу-Ромашу. Но он себе в этом не признавался.

Пешкин и Маша-Ромаша шли рядом по тропинке и о чем-то болтали, а позади топали солдаты.

Новичок пригнулся и поспешил вперед, где перебежками, где по-пластунски, чтобы незамеченным добраться до того места, куда торопились солдаты и Маша-Ромаша.

Все это время черный офицер лежал разобранный под забором и ничем не мог себе помочь. Голова чертыхалась, ругалась и наконец утихомирилась.

Вдруг земля зашевелилась, и снизу что-то начало толкать и подбрасывать. Наконец почва прорвалась, комья земли полетели в разные стороны, и на поверхности появились две когтистые лапы и усатый нос. Офицерская голова откатилась в сторону, а рядом раздался чей-то бас:

— Темная ночь!.. Удрал дождевик, кирпич ему на пути!

Эти слова сказал крот и наполовину высунулся из норы.

«Почему „темная ночь“, когда вокруг так светло? — подумала офицерская голова. — А впрочем, какая разница, что думает о солнечной погоде этот зверь. Раз он черный, то мне не стоит его бояться». И голова сказала:

— Приветствую черного брата!