Анатолий Алексин - Детская библиотека. Том 16

— Прекрасно, заместитель, — сказал я Феде. — Верю тебе и помогу. С завтрашнего дня будешь работать каменщиком в артели. Обязанности зампотеха можешь пока не исполнять… Впрочем, ты их и раньше не особенно исполнял.

Федя сразу сник, цыганские глаза его померкли.

— Я не умею работать каменщиком, — сказал Федя. — Я не буду…

— Значит, тебе не нужна печка? Зачем же ты лазил на крышу?!

— Нужна! — воскликнул Федя. — Я буду работать каменщиком. Вот только справлюсь ли…

— Справишься, — сказал я. — Работа не умственная. За день работы будешь получать десять кирпичей. Доволен?

— Очень благодарен, — пробормотал Федя и поплелся в сторону королевского дворца. Наверное, решил посоветоваться, как ему теперь быть. Своего соображения Феде всегда не хватало.

Накрапывал дождик. Жители вяло бродили по улицам, загребая ногами грязь. Многие тащили охапки сена и листьев.

Петька домой не являлся. Где он теперь жил и чем промышлял, — это было известно только Шнырю, но он нам с Лидкой не рассказывал. Я стал подозревать, что Шнырь многого нам не рассказывает. Вечерами он появлялся в нашем доме, пил брусничный компот, выкладывал нехитрые мурлындские новости. О секретных замыслах короля и Феди он не говорил ни слова. О том, какие дела творятся в волшебной пещере, он тоже молчал. Не мог же он этого не знать! Значит, скрывал. Впрочем, почему он обязан быть со мной искренним?..

Тайна, которую я случайно узнал, не давала мне покоя. Но не с кем было поделиться, спросить совета. Я не имел права расстраивать Лидку. Пусть живет спокойно и верит в добросовестное волшебство Лабаза. Как-нибудь и без нее выкручусь…

Первую печку сложили в доме Аркалиуса. Обмазали ее глиной, побелили мелом, вывели над крышей шинную трубу. Чем длиннее труба, тем лучше тяга. Кирпичей не пожалели. Припасенное на зиму сено Аркадиус тут же отправил в печь. Сено горело весело и жарко. Аркадиус радовался и все трогал печку — хорошо ли нагревается. Из трубы валил густой белый дым. Мы бегали смотреть…

В тот день еще десять жителей попросились в артель. Я сколотил из них второе звено и назначил звеньевым Митьку-папуаса. Не теряя времени, он повел свое звено на склад за кирпичами.

Его величество играл в шахматы без прежнего воодушевления. Им овладела сонливость, — казалось, что умственные способности короля угасают прямо пропорционально понижению температуры воздуха. Как-то раз мы сидели за доской, я всеми силами старался проиграть, но ничего не выходило. Король терял фигуру за фигурой и беззлобно сердился. Когда зашел Федя, король Мур сгреб с доски недоигранную партию и сказал, что соглашается на ничью. Он зевнул и растянулся на лежанке, запахнув мантию. Измазанный в глине Федя подмигнул королю, поздоровался со мной:

— Почтение Главному коменданту! Как дела в масштабе Мурлындии?

— Все нормально в Мурлындии, — ответил я. — Жители радуются, печки горят. Что еще надо?

— Спать надо, — сказал король Мур и снова зевнул. — Вся природа зимой спит, всякая жизнь замирает. А ты вопреки этому закону что-то мудришь. Жили мы спокойно, умеренно, а ты принес заботы, хлопоты, беспокойства…

— Без забот и хлопот жить скучно, — сказал я королю. — Федя может подтвердить. Сам решил печку ставить, в артель устроился.

— Разве он по своей воле… — начал король.

— Вот именно, по своей воле! — перебил Федя. — Жду не дождусь, когда до моего дома очередь дойдет печку ставить!

— Дождешься, — пробормотал король. — Всему свое время… Дни приходят, и дни уходят, а Мурлындия остается вовеки…

Не питая особенной надежды, я все-таки закинул удочку:

— Ваше величество, у меня артель печников. Хотите, они поставят вам прекрасную печку за единый день? Всю грязь сами уберут, не беспокойтесь! А зимой будем вместе кататься на лыжах. Вы любите кататься на лыжах?

— Я не люблю кататься на лыжах, — сказал король. — Я люблю кататься на лошади. Не надо мне печек, любезный. Спать буду зимой, как все нормальные жители.

— Мое дело — предложить. Как хотите.

— Твое дело — делать так, чтобы дел в Мурлындии было поменьше.

— У нас можно устраивать все что хочешь, — возразит я. — Вот я и устраиваю все что хочу. Других не заставляю.

Кто не хочет участвовать, — скатертью дорога. Силком не тащу. Я обычаи знаю!

— Вывернулся, змей… — зевнул король. — А ты и вправду мудр!

— Вот так-то! — сказал я и пошел домой.

В доброй половине домов уже стояли печки. Хозяева запасались на зиму не сеном, а дровами. Но другая половина жителей не поддалась на уговоры и привычно укладывалась спать. На улицах становилось все пустыннее.

Город замер. Листва посаженных Лидкой деревьев облетела, засыпала улицы, и некому было подметать, плати за это хоть по двадцать кирпичей. Мне становилось грустно и одиноко, особенно по вечерам. Даже Шнырь заходил к нам все реже.

Всю артель я поставил на строительство клуба. Несколько дней подряд на работу являлся капитан Прунамель с матросами. Они получили заработок, государственное жалованье и взяли авансом кирпичей вперед за полгода, заверив меня, что спать не лягут, а будут строить на берегу маяк. Погрузив свое богатство на четыре телеги, они уехали к морю.

Однажды, выбрав свободный часок и хорошую погоду, я пошел проверить состояние Мурлындского флота. Корабль «Диоген» уже не болтался просто так, носом в песок. Он солидно стоял ошвартованный у длинного бревенчатого причала. Над рубкой возвышалась труба, из нее валил густой дым. Моряки приняли меня очень дружелюбно, угостили крепким чаем и хлебом.

— Откуда хлеб? — удивился я. — У нас пекут только лепешки…

«Не пользуется ли капитан подачками Главного?» — мелькнула у меня нехорошая мысль.

Капитан Прунамель показал мне формочку, которую сам смастерил из жести. Он сказал:

— Вот в этом приспособлении и пеку.

— Очень здорово, — сказал я. — Оказывается, вы все умеете!

— Далеко не все, — смутился от похвалы капитан Прунамель. — Но кое-что у меня получается. Когда плаваешь далеко от берегов, не всегда найдешь на судне нужного специалиста, если потребуется что-то сделать. Приходится самому. Отсюда и умение…

Мы пили чай, ели теплый хлеб. Я спросил капитана:

— Как вы попали в Мурлындию? Случайно или с заранее обдуманным намерением?

— И так, и так… — сказал капитан. — Это печальная история…

— Расскажите! — попросил я.

— Я служил штурманом на большом пароходе и считал, что вполне достоин быть капитаном. Но капитаном меня не назначали, и я затаил в душе горькую обиду. Особенно страдала моя гордость, когда капитан парохода делал мне замечания, что я поступаю не так, как надо. Я еще больше обижался, но все-таки поступал по-своему…