Арина Ларина - Фея для школьной Золушки

Тем более, что Васю он за серьезного соперника не считал.

– Что-то твоя малявка с другим крутит, – ехидно подзуживала его Совко.

– Тебе показалось, – изображая отсутствие волнения по этому поводу, отмахивался Дима.

– Неужели? – издевалась Катерина. – А я смотрю, у них все так романтично. Так и хочется закадровым голосом стихи читать.

– Чуковского? – ухмылялся Шараев. – Горилла идет, крокодила ведет?

– И кто из них твоя Наденька, интересно? – язвила Катя. – Крокодил или горилла?

Поняв, что брякнул не то, Шараев злился, играл желваками и пытался понять, как так каждый раз выходит, что эта Катерина оставляет его в дураках: что на словах, что в делах.

А Василий тем временем прикладывал титанические усилия, чтобы вывести Надю в финал. Прикинув, что голосов большинства парней из их класса будет для этого вполне достаточно, он начал вести с ребятами задушевные беседы о пользе Черемушкиной в деле списывания алгебры и физики. Никто и не спорил. Особенно загорелся Терехин, начав практически выполнять Васину работу.

– Черемушкина – мегачеловек, – вещал он. – Всегда списывать дает. Еще и красивая стала. Давайте проголосуем за нее на конкурсе. Зато на экзаменах она нам поможет.

– Как я помогу-то? – причитала испуганная Надя. – Там же у всех разные варианты будут! Васька, это нечестно, я хочу честно победить!

– Чтобы победить, надо отбор пройти, – шипел ей в ответ Пузиков. – Сначала в финал выйди, а потом уже борись честно. Или ты думаешь, что все и в финале за тебя будут? Да давно уже ясно, что самая красивая Совко, и конкурентка ей только наша Алиска! Она со всеми дружит – и с нашими, и с параллельными классами, и со старшими. И даже если большинство наших будет за тебя, то уж будь уверена, что куча народу будет за Совко и Николаеву!

– Ты тоже считаешь, что Катька красивее? – напряглась Надя.

– Нет. Тебе от этого легче? – разозлился Вася. – Или это тебе чем-то поможет? Ты вообще, Черемушкина, странная какая-то. Столько усилий ради того, чтобы какой-то хмырь, которому на тебя плевать, начал за тобой ухаживать! Вбила себе в голову чушь! Принц он, как же!

– Да что ты разорался? – испуганно одернула его Надежда. – Я хочу доказать ему, что я лучше. Просто доказать. Чтобы знал, кого потерял. Вот стану я первой красавицей школы…

– И приползет он к тебе на коленях, – подхватил Вася. – И ты его сразу простишь, размякнешь, и будете вы жить долго и счастливо, и помрете в один день!

– Я помирать не собираюсь, – надулась Надя.

– Да живи себе на здоровье, только со мной не спорь! – жестко отрезал Василий.

Отбор в финал она прошла легко. Спасибо Пузикову. Но теперь предстояло самое сложное.

– Предположим, платье мы с мамой опять напрокат возьмем. Только теперь до пола, – загибала пальцы Надя. – И так, чтобы туфли было почти не видно, а то я на шпильках не могу.

– А танец? – переживала Татьяна. – Надо ж костюм для танца!

– Нет. Надо что-то такое, в чем я буду и выступать, и танцевать, – замотала головой Надежда. – Где я там буду бегать переодеваться?

– Вы бы лучше подумали, что она танцевать будет, – внес в их трескотню рациональную ноту Василий. – Русскую плясовую или чунга-чангу? Или вообще рейв какой-нибудь?

Тут обе девушки взглянули на него так, что Пузиков мучительно сморщился, словно сожрал лимон, и обреченно замотал головой.

– Надо, Вася, надо, – припечатала Татьяна. – Будешь с ней танцевать, иначе Черемушкина будет топтаться одна как дура. Женщина в танце без кавалера выглядит, как корова на коньках или как жираф на Северном полюсе – нелогично и странно.

– Да я не умею! – взвыл Пузиков.

– Я тоже не умею, – утешила его Надежда. – Будем учиться.

– А музыку надо веселенькую, чтобы народ оживился. Обычно всякие тоскливые вальсы плохо идут, – вспомнила Гусева.

– Всякие вальсы танцевать проще, – логично возразила Надя.

– Нам надо не то, что проще, а то, с чем можно выиграть, – напомнила Таня. – У меня есть знакомая девочка, она на латиноамериканские танцы ходит. Попросим, она вам что-нибудь поставит.

– Что она нам поставит? – затосковал Вася, у которого этот глагол ассоциировался только с синяком или шишкой.

– Танец она вам поставит, – пояснила Татьяна. – И не капризничай. Все будет отлично.

С танцем и правда все решилось замечательным образом. Татьянина знакомая, тощая дылда с дредами, вдохновенно взялась за дело и состряпала для них номер из нескольких зажигательных мелодий. Движения были простыми и довольно эффектными.

С конкурсом на эрудицию Надя тоже не очень переживала. Все же она весьма нескромно считала себя если не очень умной, то уж вовсе не дурой. А значит – шансы есть.

А вот со стихами вышла загвоздка. Надя хотела что-то оригинальное, Татьяна настаивала на слащаво-сопливых виршах про любовь, а Вася вообще отмалчивался, так как думал о чем-то своем. Наверное, ему все эти приготовления порядком надоели.

– У меня вообще такое чувство, – огрызнулся он, когда Гусева начала возмущаться, что он не подает идей со стихами, – что это я хочу стать первой красавицей школы! И я прям даже все для этого уже сделал. Смокинг нашел, танец выучил…

– А ты, кстати, действительно нашел смокинг? – вдруг испуганно уточнила Надя. Про костюм партнера они совершенно забыли!

– Нашел, – утешил ее Пузиков. – И на этом считаю свою миссию выполненной. Ваши розовые пузыри в стихах я слушать отказываюсь.

Со всеми этими приготовлениями они как-то совсем забыли про учебу. И гром не замедлил грянуть.

– Я забыла, что сегодня диктант по английскому, – в ужасе ахнула как-то утром Татьяна.

– Ты что?! Я ж тебе вчера напоминала, – забеспокоилась Надя. Татьяна собиралась стать переводчицей и заниматься языками, поэтому по английскому ей нужны были исключительно пятерки – для себя и, что важнее – для родителей.

Тщетные попытки выучить все слова за пять минут до урока успехом не увенчались.

– Я пропала, – запричитала Гусева, когда они сдали листочки с работами. – Надька, я пропала.

Класс начал собираться на выход, учительница английского куда-то убежала, и вдруг Татьяна с безумным лицом рванула к учительскому столу. Судорожно перерыв работы, она выдернула свою, сунула ее в карман и, трясясь от ужаса, выскочила из кабинета.

– Ненормальная, – пробормотала Надя и побежала следом.

Татьяна, притихнув и съежившись, начала ждать расправы.

– Чего я, бестолочь, натворила, – тряслась она. – Чего ты меня, Черемушкина, не остановила-то? Как теперь быть? Вот кошмар.

Ожидание казни обычно страшнее самой казни, поэтому издергавшаяся и переволновавшаяся Гусева перестала есть, спать и начала вздрагивать от каждого окрика.

Кошмар, который она предсказывала, случился на следующем уроке английского.