Анна Антонова - Влюблен по чужому желанию

Собор Святого Вита темной громадиной рисовался на фоне вечереющего неба, и я невольно представляла, как шестьсот лет назад его начинали строить люди, которые даже не надеялись увидеть когда-нибудь плоды своих трудов.

– Красиво, да? – раздался сзади знакомый голос, и я едва не застонала.

Надо же было все испортить! Мы все выяснили и решили остаться друзьями, так зачем он снова ко мне лезет и портит глупыми вопросами такой момент? Проговорив этот вдохновляющий монолог про себя, я мысленно успокоилась и подтвердила:

– Да.

– Хочется подумать о вечном…

Это был какой-то совсем непривычный текст, и я удивленно обернулась, вслух съязвив:

– О душе?

– Кстати, о душе, – оживился Женька. – Если ты передумаешь, я…

– Лучше не говори того, о чем потом можешь пожалеть! – остановила его я, мысленно чертыхнувшись.

Что за человек такой – вечно надо все испортить! Только-только все устаканилось, и я наконец настроилась на волну сказочной зимней Праги, как снова здорово: любовь-морковь и завядшие помидоры.

– Я-то не пожалею, – неожиданно серьезно отчеканил он. – Так что выбор теперь за тобой.

Зря он это сказал – чего я терпеть не могу, так это делать выбор. Даже если передо мной в магазине висят две одинаковые по фасону футболки разных цветов, я способна час тупить в примерочной, не в состоянии выбрать, какая мне больше нравится. Придя же домой с покупкой, я немедленно начинаю жалеть о том, что купила эту, а не другую, и потом еще долго переживаю по такому ничтожному поводу.

И это банальная футболка! А сейчас речь идет о куда более высоких материях, и мне опять предлагается сделать выбор. Нет уж, увольте! Пусть все идет само, а там, как говорится, кривая вывезет.

– Ребята, посмотрите! – позвала нас Петра. – Видите пражскую телебашню? А теперь настройте свои фотоаппараты на режим увеличения. Что видите?

Я послушно подняла фотоаппарат и начала крутить колесико «зума», но изображение расплывалось – было уже слишком темно.

– Червячки какие-то? – неуверенно предположила Слепцова.

Видимо, устала к вечеру, раз выдала такое негламурную фразочку.

– Горгульи? – креативно помыслил Цветков, который с недавних пор почему-то перестал меня раздражать.

– Ну вы даете, – обиделась за телебашню Петра. – Это фигуры шестиметровых каменных младенцев, карабкающихся вверх.

– И что это значит? – спросила Ленка.

– Они символизируют молодую чешскую демократию, – гордо провозгласила гид.

Вокруг раздались смешки – идею молодой чешской демократии мои одноклассники явно не оценили. Составить собственное мнение я не могла – никаких младенцев в объективе я так и не увидела да и, честно говоря, не особенно стремилась. После всех событий сегодняшнего дня гигантские каменные младенцы были откровенным перебором, упорно не вмещавшимся в моей и без того перегруженной информацией голове.

– Куда мы завтра? – спросила Ленка, когда мы заползли в номер и без сил повалились на стулья, да так и остались сидеть – сил не осталось даже на то, чтобы раздеться.

– Куда-то за город едем, – с трудом вспомнила я.

Программу на завтра Ирина Владимировна озвучивала в холле, и я честно пыталась ей внимать, но так мечтала оказаться в номере и поскорее упасть в свою уютную кроватку, что пропустила все мимо ушей.

– «Куда-то»?

– Не помню, – с досадой отмахнулась я. – Замок или город, что-то в этом роде.

– Замок или город! – передразнила Ленка. – Разницы никакой, да?

– А ты где была, когда объявляли? – возмутилась я. – Точнее, чем слушала?

– Там же, где и ты!

Я наклонилась и начала расстегивать молнию на сапогах, волевым усилием прекращая этот глупый ненужный спор. Разругаемся еще, только этого не хватало! И так все запутано до крайности.

– И чего ты злишься, не понимаю, – заметила моя проницательная подруга. – Все же идет по плану!

– По какому еще плану? – удивилась я. – Разве у нас был план?

– Здрасьте! – всплеснула руками Ленка. – Совсем все забыла, да?

Я сосредоточенно стягивала с себя многослойные зимние одежки и отмалчивалась: ничего я, конечно же, не забыла. Просто тема моих отношений с Женькой казалась настолько затертой и со всех сторон обмусоленной, что обсуждать ее у меня больше не было желания – неприятно, когда твои проблемы и переживания выставлены напоказ. Тогда мне отчаянно хотелось с кем-нибудь поделиться, и я поделилась настолько щедро, что теперь впору забирать все обратно, в свою норку.

– Никуда он от нас не денется, – тем временем вещала Ленка, словно не замечая моих душевных терзаний. – Результат ведь есть!

– Какой еще результат?

– Просто отличный, – заверила меня подруга. – Вы целовались?

Я опешила и замерла, но она и не ждала ответа.

– Конечно, целовались. Только я не поняла, когда именно? – она наморщила лоб, словно решала задачу по физике. – На колокольне? В кафе? В лабиринте?

Глупо было отрицать очевидное, и я нехотя ответила:

– В кафе.

Чувствовала я себя при этом лягушкой, препарируемой прилежным студентом-медиком.

– Значит, он у нас на крючке, и теперь надо просто закрепить результат, – поставила Ленка.

– Да, – односложно согласилась я, надеясь тем самым закрыть тему.

В глубине души я была с подругой не согласна. Да, внешне все вроде бы выглядело настоящей идиллией и романтизмом в третьей степени, но я-то знала – нет, не знала, а чувствовала, – на самом деле все не так. Нет в наших отношениях глубины и серьезности, для Женьки это просто игра, приятный бонус к поездке. И даже если здесь, в Праге, у меня создастся впечатление – ура, вот оно, наконец-то счастье! – по возвращении домой меня может ждать очередной облом, которого я не переживу…

Я одернула себя: не драматизируй! Переживешь, конечно, куда ты денешься. Просто приятного будет мало… По длинной логической цепочке у меня всплыла в голове одна яркая сценка.

Однажды осенью я сидела в сетевой блинной, куда забежала перекусить по дороге на занятия театральной студии – нас задержали в школе, и зайти домой пообедать я уже не успевала. Кафе по случаю середины буднего дня было полупустым, только за соседним столиком сидели три девчонки, как поняла по разговору, недавно ставшие студентками. Они оживленно обсуждали посвящение в первокурсники, проводившееся почему-то в походных условиях, и одна из них со смехом вспоминала:

– Поставила перед нами повариха пакет и сказала: «Это сникерсы». Мы обрадовались, навалились, открываем – там сухари… А она ржет: «Вы же, молодежь, их сникерсами называете!» Это был самый большой облом в моей жизни!

Тогда я не придала значения случайно услышанному разговору, но он, видимо, отложился на дальней полочке памяти, потому что сейчас всплыл у меня в голове ярко и отчетливо. Хотела бы я, чтобы подобная глупость стала самым большим обломом в моей жизни!