Жаклин Уилсон - Звездочка моя!

Хочется плакать. Ну почему я в это больше не верю? Да, я взрослая, но мне совсем не хочется взрослеть. Я хочу быть маленькой и хорошенькой, как Конфетка, хочу целыми днями придумывать себе игры и в них играть. Впрочем, Конфетка-то как раз целыми днями играет во взрослую: хохочет, надувает губки и кладет руки на бедра так, словно она на красной дорожке.

Из комнаты Аса несется тигриный рык. Хоть один он счастлив, представляя себя Тигрменом. А в гостиной по-прежнему рычит папа. Что же они там про него написали?

Сердце у меня заколотилось. Может, Доля с мамой отправились в газету и рассказали, что он ее отец?

Надо все выяснить. Мама, папа и Роуз Мэй ругаются в большой гостиной. Туда мне лучше не соваться.

Я пошла другим путем, через кухню. Маргарет приготовила кофе и раскладывает на подносе песочное печенье.

— Маргарет, как я люблю твое печенье, — протянула я, с тоской глядя на поднос.

— Мама сказала — тебе сладостей больше не давать. Не хочет, чтобы ты была толстушкой, — сказала Маргарет. Но потом подмигнула и дала мне откусить.

Я блаженно закрыла рот и пару секунд не произносила ни слова.

— Отлично! Сейчас и эти тоже позакрывают рты, как только я его подам. Они ж всегда на это печенье накидываются как ненормальные. Господи, сколько воплей из-за вшивой газетенки! На пустом месте поднять такую бучу!

— А у тебя есть эта газета, Маргарет?

— Есть, то есть была. Но явился Его Величество и разорвал ее на кусочки, веришь, нет? Как будто это поможет! Да пусть хоть он все газеты на свете разорвет, все равно статья есть в Интернете. Любой дурак знает. Я эту газету даже прочитать не успела! А Джон так любит кроссворды на последней полосе. Ха! Столько всяких гадостей мы с ним наслушались, что на всю жизнь хватит. И с меня уже довольно.

— Маргарет, пожалуйста, не уходи! — умоляю я, хотя все от нас рано или поздно уходят.

Она слегка улыбается мне уставшей улыбкой:

— Только вас, детишек, жалко.

Меня кидает в дрожь. И Маргарет это заметила и забеспокоилась.

— Съешь еще печенья, солнышко, — сказала она. — А теперь иди. И не попадайся маме и папе на глаза. Я бы сама от них и их Роуз Мэй куда-нибудь скрылась, только некуда.

Я вышла из кухни с полным ртом печенья. Вернулась в спальню, включила компьютер, набрала папино имя и название газеты. Маргарет права, вот она, эта статья! Сверху большой заголовок: «Последний динозавр рок-н-ролла».

Рядом карикатурный папа с длинной и морщинистой шеей, как у динозавра, и банданой на маленькой змеиной голове.

Я читаю статью, но она очень сложная и скучная, сначала анализ музыки в целом, потом рассказ о начале папиной карьеры, когда сам автор был от него без ума. А потом автор говорит, что сейчас папа стал пародией на самого себя и сошелся зачем-то с продюсерами фильма про «Милки Стар». Журналист задается вопросом, что это — дань чрезмерному тщеславию или папина глупость, ведь на экране он полный идиот. А как он выглядит! Морщины, дряблые руки, свисающий живот, идиотская бандана, под которой уже не спрячешь редкие волосы, — и так далее, бесконечно, беспощадно.

Потом идет рассказ о папиных любовных приключениях, первой семье и подружках. Я с большим вниманием прочитала именно эту часть, но о Кейт Уильямс нигде не сказано. Зато других женщин тут полно. И через много-много абзацев речь пошла о маме, автор назвал ее третьесортной моделью, которая тут же выпускает коготки, стоит на горизонте появиться очередной дурочке-поклоннице, вздыхающей по Дэнни.

Но наша дряхлая рок-звезда давно прекратил выпендриваться. Сколько лет прошло с тех пор, как мы слышали его прекрасный голос с хрипотцой? Сегодня он играет роль счастливого папаши и снимается для журнала «Привет, звезды!» со своей кошечкой-женой и тремя несчастными детишками, которых по звездному стандарту обозвали ненормальными именами. Вот такой он, Дэнни Килман, последний динозавр рок-н-ролла.

Я быстро закрыла страницу и закачалась в кресле, пытаясь осмыслить все случившееся. Почему этот человек так ненавидит папу? Неужели папа так смешон? Я всегда считала, что моего отца все обожают, а теперь мир перевернулся. И почему я, Конфетка и Ас несчастные детишки?

Скандал не утихает до вечера. Время от времени спускаюсь вниз и прислушиваюсь. Роуз Мэй до этого всегда быстро приводила папу в чувство. Но сегодня он на нее страшно зол и кричит, что это ее вина.

— Следи за словами, Дэнни, — отвечает Роуз Мэй. — Всему есть предел.

— Да что ты! Это ты следи за собой. Я легко найду себе нового директора! — заорал папа.

— Да с чего ты взял? — заорала в ответ Роуз Мэй и хлопнула дверью.

Мама с папой остались вдвоем, скандал вспыхнул с новой силой. Весь вечер ругань то стихнет, то снова полыхнет. Потом они разорались в холле, потому что папа собрался уезжать.

— Ты куда? Снова едешь к ней, да? — завизжала мама.

— Заткни рот, ревнивая корова, — ответил папа.

— С какой стати я должна тебя ревновать? Жалкий старый пердун ты, больше ничего! — крикнула мама.

Раздался звон пощечины. То ли папа ударил маму, то ли мама папу. Может быть, они там внизу дерутся? Мы все в одной комнате: я, Клаудия, Конфетка и Ас. Клаудия пытается нас развлечь настольной игрой «Змеи и лестницы», но мы не можем на ней сосредоточиться. Внизу крики, звон пощечин, а мы боимся пошевелиться, будто змеи с игрового поля ползут к нам, извиваясь, посверкивая раздвоенными языками.

— Думаешь, я буду тут сидеть и выплакивать по тебе глаза? — кричит мама. — Ты меня больше не колышешь. Я сама сейчас поеду гулять и развлекаться.

Она быстро поднялась по лестнице и на каблуках обратно спустилась вниз.

Оба хлопнули дверью, каждый уехал на своей машине.

— Как же это все мерзко! — воскликнула Клаудия, качая головой.

— Я хочу к мамочке, — сказала Конфетка.

— Она уехала, — ответила Клаудия.

— Она со мной не попрощалась. Я хочу с мамой! Я хочу, чтобы она купила мне платье! Я хочу по магазинам! — в отчаянии закричала Конфетка.

Она бросилась к двери, но Клаудия ее остановила.

— Конфетка, не глупи. Магазины уже закрыты, — сказала она. — Давай лучше поиграем. Чья очередь кидать кубик?

— Не нравится мне эта игра! — сказал Ас. — На меня змеи смотрят. А я Тигрмен, я их всех искусаю!

Он схватил игровую доску, разбросал фишки и впился в край доски, сжав зубы так, что тут же расплакался от боли. Я хотела его утешить, но он увернулся и орет. Конфетка ноет и зовет маму, Ас требует папу Тигрмена.

— О господи! — воскликнула Клаудия. — Я-то тут при чем? Я тоже хочу, чтобы ваши мама и папа вернулись. У меня сегодня выходной, и у меня на него были планы. Выходной в субботу выпадает раз в тысячу лет, но они со своими скандалами, естественно, про это забыли. Хотя бы из вежливости попросили меня остаться с вами. Несправедливо!