Юрий Сотник - Ясновидящая, или Эта ужасная улица

– Да подождите вы, Антонина Егоровна! – оборвал ее Тараскин и снова обратился к сыну: – Так у тебя не взрослые, а дети отняли чемодан?

– Ну... Ну, не такие уж дети... Один вот примерно с меня... И потом... у них старший брат...

Игорь Иванович уже совсем вышел из себя. Он пошлепал пятью пальцами по лбу и почти закричал:

– Да ты что, не сообразил, что они тебя старшим братом только пугали?!

– Я потом так и подумал, но сначала...

Тараскин-отец, заложив руки назад, стал ходить вокруг сына, словно осматривая его со всех сторон.

– Короче говоря, ты опять струсил! Испугался двух сопливых мальчишек! – кричал он, а Леша, не сходя с места, все время поворачивался лицом к отцу.

– Папа, я не струсил, а... ну, немножко растерялся.

– "Немножко растерялся"! Ты почему-то всегда немножко теряешься, а не просто трусишь. Две недели назад ты "немножко растерялся" и побежал от собаки, которая тебе за это с удовольствием штаны порвала.

– Игорь! – вскричала Антонина Егоровна. – Ну будь ты, наконец, человеком! Ведь ты же с Лешкой до октября расстаешься! До октября! А парень и без тебя огорчен!

Тараскин перестал ходить и обратился к теще.

– Да, Антонина Егоровна! – отчеканил он. – Я с Алексеем расстаюсь до осени. И именно поэтому я убедительно прошу вас пойти в другую комнату и не мешать мне разговаривать с моим сыном.

Это было сказано таким тоном, что Антонина Егоровна предпочла покориться.

– Ушла! Ушла! – сказала она вполголоса. – Добивай парня! Добивай!

Все-таки она не зря напомнила Тараскину, что он сегодня надолго расстается с Лешей. Игорь Иванович взглянул на часы и понял, что это должно произойти скоро, через несколько минут. Он сел в кресло и заговорил уже мягко, даже ласково:

– Лешка! Ну, давай, как мужчина с мужчиной... Ну в кого ты растешь таким, извини, пожалуйста, размазней? Возьми хоть меня: я в твоем возрасте никому спуску не давал. Чуть что – и в ухо! Да-да! – Увлекшись, Тараскин вскочил и прошелся по комнате. – Да что там – спуску не давал! Я, знаешь, и сам любил похулиганить... Лешка, ведь меня весь двор боялся! Да какой там двор! Вся улица дрожала, когда Игорек Тараскин на прогулку выходил!

– Ври больше! Ври! – негромко сказала за дверью Антонина Егоровна. Так бы я свою Людмилу и выдала за чудо-юдо такое!

– Антонина Егоровна! – рявкнул Тараскин. – Я вас прошу!..

– Ушла! Ушла! – На этот раз Антонина Егоровна действительно удалилась из передней.

Игорь Иванович поостыл.

– Ну... насчет хулиганства моего... это я увлекся, ты уж не верь... Но все-таки сам я перед хулиганами никогда не пасовал. – Тараскин взглянул на часы. – Пора, дружок! Еще такси надо поймать. Проводишь меня?

Леша помог отцу надеть на плечи лямки тяжелого рюкзака, сам взял его туго набитый портфель, и оба вышли в переднюю.

– Антонина Егоровна, я отправляюсь.

Антонина Егоровна появилась из кухни с тарелкой и полотенцем в руках.

– Ну, с богом! С богом! – сказала она, кивая головой.

– Вы извините меня... Погорячился. Но вы сами понимаете: воспитание Лешки – мое больное место.

– Ну-ну. Ладно уж! Ладно!

Теща и зять даже поцеловались на прощание, и оба Тараскина вышли из квартиры.

По дороге отец продолжал разговор все на ту же тему. Он говорил, что почти каждый хулиган по своей натуре трус, что именно поэтому он и любит, когда его боятся, но стоит ему показать, что ты сам не прочь поработать кулаками, – он тут же хвост подожмет.

На стоянку такси идти не пришлось: Тараскин увидел приближающуюся машину с зеленым огоньком и остановил ее. Он взял у Леши портфель, положил ему ладонь на плечо:

– Лешка! Дружок! Ну, прошу тебя: возьми себя в руки, поработай над собой и к моему возвращению стань другим! А? Идет?

Леша молча кивнул. Отец поцеловал его, забрался в машину, положив рядом с собой багаж, но дверь не закрыл.

– Лешка! А ты помнишь, какой у тебя артистический талант? – спросил он, улыбаясь. – Помнишь, как ты здорово Волка из "Ну, погоди!" копировал?

– Помню, папа, – вяло ответил Леша.

– Вот так и веди себя, а не пасуй в случае чего. Идет?

– Идет, – уже совсем уныло сказал Леша.

– Ну, счастливо тебе! – Тараскин захлопнул дверь, и машина укатила.

Бросив телефонную трубку, Матильда в ярости быстро зашагала, не разбирая дороги. Но потом она поняла, что удаляется от дома, и повернула назад. Она так и кипела после разговора с Юлькой. Она понимала, что эта заноза Юлька может и в самом деле явиться со своим Тузлуковым к ней во двор, и Матильду отчаяние взяло, когда она подумала, как будет хохотать Юлька, узнав, что Леша Тараскин отнюдь не уголовник, а, наоборот, маменькин сынок или, точнее, бабушкин внучек и что остальные юные новоселы – самые нормальные дети. Но Матильда умела мечтать, и это всегда помогало ей уйти от грустной действительности.

Вот и теперь она представила себе, как во двор входит улыбающаяся Юлька, а с ней готовый к драке Тузлуков. И что же эта парочка видит? Посреди двора стоит она, Матильда, а позади нее – банда самого отборного хулиганья! Вот глаза Юльки встретились с холодным, как сталь, взглядом Матильды. Вот Матильда оглянулась на своих, чуть заметно кивнула в сторону Юльки, и вся банда двинулась на пришельцев. Прошла всего лишь минута, и вот уже Юлька и ее поклонничек ревмя ревут, улепетывая от дома номер восемнадцать. Носы у них разбиты, физиономии в синяках, одежда порвана и вся в грязи.

Возбужденная столь чарующей картиной, Матильда ускорила шаг и незаметно для себя стала нагонять двух мальчишек, шедших впереди. Это были Сема и Шурик. Они успели поговорить по телефону и теперь возвращались домой, вспоминая все, что говорила Юльке Матильда: и хороший хук справа, которым она владеет, и то, что Леша Тараскин побывал в колонии, и то, что другие ребята в их доме по своей отчаянности не уступают какому-то Тузлукову.

– А откуда она все это знает? – проворчал Сема. – Еще не во все квартиры въехали, а она уже про всех знает.

Щупленький Шурик был мальчиком очень рассудительным для своих лет. Он напомнил Семе, что Матильда – дочь управдома, а управдом может знать многое о будущих жильцах. Возможно, о хулиганах и дебоширах ей сообщают из милиции, чтобы она знала, с кем будет иметь дело.

Эта часть разговора не достигла слуха Матильды: собеседники были еще далеко от нее. Но вот она приблизилась к ним и услышала:

– А тебя здесь еще никто не лупил? – спросил Шурик.

– Не-а. Мне бояться нечего. Меня, наоборот, где мы жили, все боялись.

– Тебя? – В голосе Шурика послышалось недоверие.

– Не меня самого, а моего брату Демку. Он всех на нашей улице лупил.

Матильда еще не познакомилась ни с кем из ребят во дворе, но некоторых она уже знала в лицо, в том числе и Демьяна Водовозова Семкиного брата, который был примерно одного возраста с ней. Этот разговор заинтересовал Матильду, и теперь она старалась шагать неслышно, чтобы мальчишки не оглянулись на нее.