Рувим Фраерман - Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви

- Да, я так решила. Пусть отец остается с тобой и с тетей Надей - она ведь тоже добрая, он любит ее. А я никогда не покину маму. Нам надо уехать отсюда, я это знаю.

- Но почему же, скажи мне? Или ты ненавидишь меня, как раньше?

- Никогда не говори мне об этом, - глухо сказала Таня. - Что было со мною сначала, не знаю. Но я так боялась, когда вы приехали к нам. Ведь это мой отец, а не твой. И, быть может, поэтому я была несправедлива к тебе. Я ненавидела и боялась. Но теперь я хочу, чтобы ты был счастлив, Коля...

- Нет, нет! - в волнении закричал он, перебивая ее. - Я хочу, чтобы и ты была счастлива, и твоя мать, и отец, и тетя Надя. Я хочу, чтобы были счастливы все. Разве нельзя этого сделать?

- Может быть, можно, - в раздумье ответила Таня, - не знаю.

И она замолчала, думая о своем собственном счастье, и о счастье отца, и о матери.

Она сидела тихо, прижимаясь спиною к темному стволу широкой лиственницы, точно ей хотелось опереться о нечто более незыблемое, более надежное, чем ее неясные мысли, смутно толпившиеся в уме.

Но и лиственница слегка колыхалась под силой предрассветного ветра. Он шел от реки по вершинам, раскачивая их.

Рассвет катился за ним, как прибой, ударяясь в отвесную стену леса.

А в небе над рекою не было уже ни одной звезды.

- И мне бы хотелось, чтобы все были счастливы, - сказала Таня, неотступно глядя вдаль, на реку, где в это время поднялось и дрогнуло солнце. - И вот я пришла к тебе. И теперь ухожу. Прощай, уже солнце взошло.

И Таня поднялась с травы, повернулась спиною к реке и пошла по лесу, не разбирая дороги.

Коля догнал ее на тропинке, где в стороне среди елей тихо стояли кедры.

- Таня, не уходи! - крикнул он. - Разве сказала ты мне все? Разве это все?

- Конечно, все, - ответила она с удивлением. - А разве еще что-нибудь нужно тебе, Коля?

Он не осмелился посмотреть на нее нежно: он боялся покраснеть и опустил глаза.

Она же продолжала глядеть в его лицо с милым и кротким вниманием.

Тогда он наклонился и приблизил свои губы к ее щеке.

Она не отстранилась от него.

Было тихо со всех сторон.

И в то же мгновение два громких выстрела прошлись в тишине по лесу. Потом в горах был отзвук.

Невысокий кедр взмахнул ветвями, и огромный фазан в зеленых и золотистых перьях упал к ногам детей.

Они разбежались в испуге.

А фазан начал биться в траве и замер. И другой фазан, с белыми ушами, пролетев немного косо, зигзагами, мертвый припал к земле возле Тани.

Из-за толстых елей вышел на тропинку отец, а за ним появился Филька.

У обоих были ружья в руках, и голубой дымок кружился над их головами меж деревьев.

- Чудесно! - сказал отец.

Таня бросилась к отцу.

Он как будто нисколько не был удивлен, видя ее здесь, в лесу.

Он ласково взял ее под руку и сказал:

- Дети, пора вам домой. Сегодня последний экзамен.

Филька же подобрал тяжелых птиц и, вместе с ружьем закинув их за спину, остановился рядом с Колей.

- А мы, брат, здесь охотились, - сказал он. - Много фазанов пасется по утрам на мысу.

Коля дрожал всем телом. Филька снял свою куртку и накинул ему на плечи. Он взял его тоже под руку.

Но тропинка была узка для двоих. И они пошли друг за другом, а Таня с отцом впереди.

Она прижималась к нему все тесней, чтобы плечом не сбивать росы с деревьев.

Изредка она поднимала глаза и смотрела ему в лицо. А он шагал по тропинке прямо, не боясь росы и стуча каблуками по корням. Он не вертелся, не кружился по лесу. Он был прост. Он улыбался ей и держал ее крепко.

- Как ты похожа на мать в этом белом халате! - сказал он.

А Таня вдруг подняла руку отца, положила к себе на плечо так, как она лежала в первый день их встречи. Затем погладила ее, поцеловала в первый раз.

- Папа, - сказала она, - милый мой папа, прости меня. Я на тебя раньше сердилась, но теперь понимаю все. Никто не виноват: ни я, ни ты, ни мама. Никто! Ведь много, очень много есть на свете людей, достойных любви. Правда?

- Правда, - сказал он.

- Простишь ли ты мне когда-нибудь мою злость? Я больше не буду сердиться. А ты, - тихо спросила Таня, - не сердишься на меня, что я была тут, в лесу, с Колей так рано?

- Нет, моя милая Таня. Я ведь тоже знаю: хорошо в лесу на рассвете!

XXII

Уже не было весны. Обмелела у берегов река, выступили камни, и еще до полудня нагревался на прибрежье песок.

Блеск над водой стал острее, мельче. Летний зной ударял теперь прямо в горы, и по горячим токам воздуха медленно поднимались в вышину орлы. Только с моря долетал иногда чистый ветер, заставлявший вдруг ненадолго прошуметь леса.

Таня в последний раз обходила берег, прощалась со всеми. Она шла по песку, рядом со своею тенью, и река бежала у самых ее ног, - как друг, провожала она Таню в дорогу.

Длинная песчаная коса преградила им обоим путь.

Таня остановилась. На этой косе по утрам она любила купаться с Филькой. Где он теперь? Целое утро ищет она его повсюду напрасно. Он убежал, не желая прощаться с ней. Ни здесь, ни там не может она его найти.

Не она ли сама виновата?

Как часто за этот год, столь богатый для Тани событиями, забывала она о друге, которого обещала когда-то ни на кого не менять! Он же ее никогда не забывал, всегда снисходительный в дружбе.

И теперь, покидая милые места, Таня думала о нем с благодарностью, упорно искала.

- Филька, Филька! - крикнула она громко дважды.

И ветер отнес ее голос на самый край косы. И там, из-за песчаной гряды, вдруг поднялся Филька и встал на колени у воды.

Таня побежала к нему, погружая свои ноги в песок.

- Филька, - сказала она с укоризной, - мать меня ждет на пристани, а я ищу тебя с самого утра. Что ты делаешь тут, на косе?

- Так, ничего, мало-мало, - ответил Филька. - Мало-мало лежу.

Слова его были тихи, глаза чуть приоткрыты. И Таня посмеялась над его скорбным видом.

- Мало-мало, - со смехом повторила она и вдруг умолкла.

Он был без майки. И плечи его, облитые солнцем, сверкали, как камни, а на груди, темной от загара, выделялись светлые буквы, выведенные очень искусно.

Она прочла: "ТАНЯ".

Филька в смущении закрыл это имя рукой и отступил на несколько шагов. Он отступил бы очень далеко, совсем ушел бы в горы, но позади стерегла его река. А Таня все шла за ним, шаг за шагом.

- Да постой же, Филька! - говорила она.

И он не пошел дальше.

"Пусть, - решил он. - Пусть видят это все люди, раз так легко покидают они друг друга".

Но Таня смотрела не на него. Она взглянула на солнце, на блеск, рассеянный в воздухе над горами, и повернула пустые руки Фильки к себе.

Она была удивлена.

- Как же ты это сделал? - спросила она.

И в ответ Филька молча нагнулся к земле и вынул из-под кучи одежды, сложенной им на песке, четыре буквы, вырезанные из белой бумаги. Он наложил их на грудь и сказал: