Елена Холмогорова - Великодушный русский воин

Николенька никогда не видел своего отца. Тридцатилетний полковник Раевский был тяжело ранен на войне с турками и умер вдали от дома за несколько месяцев до рождения сына.

Мать часто подводила мальчика к портрету гвардейского офицера в напудренном парике и рассказывала Николеньке об отце. Потом показывала на другой портрет — военного с лихими усами, в зелёном кафтане и треугольной шляпе.

— Это — твой дедушка, — объясняла она, — в девятнадцать лет был он прапорщиком и сражался под началом самого Петра Великого в знаменитой Полтавской битве.

Так, переходя от одного портрета к другому, мама называла имена, вспоминала семейные истории.

Самое почётное место занимал в парадной зале герб Раевских — щит, увенчанный шлемом с короной, с изображением серебряного лебедя — гордой, царственной птицы. Серебряный лебедь был знаком не только древнего, но и знатного семейства: прабабушка Ивана Грозного и мать Петра I приходились им роднёй.

— А что, и мой портрет здесь когда-нибудь будет? — спросил однажды Николенька.

— Непременно… Если заслужишь, конечно, — строго ответила мама и улыбнулась.

— Вот тут он будет висеть, над камином, — показал мальчик. — Я стану знаменитым полководцем. Ведь я уже солдат.

Действительно, по обычаю того времени, трёхлетний Николай Раевский был записан в полк. Считалось, что он «находится в отпуску», пока не подрастёт.

Когда Николеньке Раевскому было двенадцать лет, семья собралась в дорогу: отчим его, полковник Лев Денисович Давыдов, получил назначение в крепость Святого Дмитрия в устье Дона.

— Суворова увидишь, — сказал отчим.

О генерале Суворове говорили много. Рассказывали, какой он храбрый и удачливый воин, как трудно, а всё же почётно, служить под его началом. Николенька представлял себе грозного великана с нахмуренными бровями и зычным голосом. И очень переживал, что сам он такой хрупкий и худенький мальчик, ему стыдно было показаться на глаза генералу.

Когда в доме, где они устроились, появился быстрый и насмешливый человек, чрезвычайно худой, да и росту невысокого, а говорить начал — так всё о мелочах: удобно ли будет жить, да у кого лучше молоко брать, — Николенька никак не мог поверить, что это тот самый Суворов и есть. «Разве генералы такие бывают?» — удивлялся он.

Но очень скоро посмотрел он Суворова на ученье, увидел, как ни себе, ни офицерам, ни солдатам не давал командир никакой поблажки. И всё приговаривал: «Солдат и в мирное время на войне». Была у него на этот счёт ещё одна поговорка: «Тяжело в ученье, легко в походе».

«Скорее бы вырасти», — подгонял время Николай.

Он убегал на берег Дона, ложился на горячий песок, закрывал глаза и видел себя в гуще боя, сильного и храброго. Теперь он успокоился, понял, что воина делает богатырём не внешность, а выучка, постоянная тренировка тела, ума и воли.

И вот настал его час! Пятнадцатилетний гвардейский прапорщик Николай Раевский оседлал боевого коня. Военную службу он начал в казачьем полку, привык к строгой дисциплине, походному порядку, постиг тонкости верховой езды, научился владеть оружием. Холод зимой, жара летом, дороги — вязкое месиво после каждого дождя, трудности с продовольствием, плохая питьевая вода, болезни — такова солдатская жизнь. Николай смотрит на висящую в его походной палатке карту. Огромная Россия буквально заперта с юга, нет выхода к южным морям. Стоит торговля, неспокойно на границах. Поэтому и воюет почти непрерывно в течение ста лет с Турцией за право свободно плавать в Чёрном море и проходить через проливы, ведущие в Средиземное.

В 1788 году Николай Раевский впервые услышал свист пуль. Отряд, в котором он служил, был послан вперёд, в разведку. Неожиданно турки с воинственными криками «Алла!» ринулись навстречу. Но малочисленный авангард русских атаковал их так стремительно, что обратил в бегство.

Потом воевал Николай Раевский под началом Михаила Илларионовича Кутузова. Кутузов сразу отличил бесстрашного молодого офицера. Раевский с гордостью писал домой: «Михайла Ларивонович меня ласкает».

Однажды его отряд получил приказ обойти противника. Но на пути воинов оказалось болото. Им пришлось переходить его пешими, несколько лошадей увязли. Только выбрались из болота, как увидели неприятельскую колонну. Началась перестрелка, картечь и пули сыпались градом. Ситуация была критическая. Раевский проявил удивительное хладнокровие перед лицом превосходящего в силах противника, предпринял наступательный манёвр. Враг отступил. За это сражение Раевский получил свою первую, самую почётную для русского офицера боевую награду — орден Святого Георгия.

Военное поприще увлекло Раевского. Один из командиров дал ему такую характеристику: «Храбрости его и усердию к службе не только я, но и все здесь по армии отдают справедливость».

Двадцати двух лет Раевский уже полковник, командир Нижегородского драгунского полка.

Даже семейные предания не донесли до нас историю сватовства и женитьбы Раевского. Может быть, невесту выбрали родные, как это часто случалось в те времена. Так или иначе, в конце 1794 года Раевский взял отпуск «по законной нужде» и отправился в Петербург.

Новая семья соединила два замечательных рода. Невеста, Софья Алексеевна, приходилась внучкой великому русскому учёному и поэту Михаилу Васильевичу Ломоносову. С трёх лет, когда умерла мать, Софья воспитывалась под надзором отца, Алексея Алексеевича Константинова. Он был человеком весьма образованным, библиотекарем Екатерины II, самой просвещённой из русских цариц.