Георгий Соколов - Быль о матросе Кайде и его товарищах

А капитан-лейтенант Ботылёв шагал по залу, пригнувшись, сжимая в руке пистолет, и громко повторял:

— Спокойнее, братва, спокойнее! Больше выдержки! Бить точно в цель, беречь патроны. Помните: не в последний раз фашисты лезут. Сегодня предпримут ещё не одну атаку.

На этот раз матросы отбили врага быстро. Когда стрельба затихла, Кайда спустился в подвал — там находились раненые. Снял гимнастёрку и тельняшку. Рука опухла. Пуля застряла в мускуле. Вытащить бы её, как занозу… И вот Кайда, морщась от боли, бранясь и словно пританцовывая, стал двигать мускулом и сжимать пальцами опухшую руку.

Все с недоумением и участием смотрели на Кайду, негромко переговаривались:

— Жаль Малютку, видно, помешался…

— Выскочила, проклятая! — вдруг крикнул Кайда. И отшвырнул ногой пулю, упавшую из раны на цементный пол.

Все облегчённо вздохнули, раздались шутки, смех:

— Без хирурга обошёлся! Ну и силён! Малютка у нас врач-самоучка! Талант!

Кайда добродушно улыбался:

— Вот я вас и развеселил, братки! А теперь помогите-ка перебинтовать. У кого руки целы?

Рану перевязали лоскутом тельняшки.

Послышалась стрельба, и Кайда побежал наверх. А через минуту — воздушный налёт. Вражеские бомбардировщики начали пикировать на здание клуба. По приказу Ботылёва все матросы спустились в подвал. Бомбардировщики улетели, так ни разу и не попав в здание.

И снова — опасность. Двенадцать танков подошли к клубу и открыли огонь. Матросы забросали их противотанковыми гранатами, но фашисты продолжали вести яростный огонь.

И вдруг на танки обрушились тяжёлые снаряды.

— Это наша тяжёлая морская артиллерия бьёт, — сообщил всем Ботылёв. — Бьёт по танкам с правого берега Цемесской бухты.

Оказалось, это командир вызвал огонь по радио. Вызывая огонь, Ботылёв верил в мастерство наших артиллеристов. А они знали, что в клубе держат оборону отважные матросы, и били по фашистским танкам с безукоризненной точностью, не допустив ни малейшего просчёта. Били мастерски: ни один снаряд не задел здания.

Уцелевшие танки уползли, и наши артиллеристы закончили обстрел. Матросы выбежали из подвала и заняли свои боевые посты.

Снова начали стрелять вражеские автоматчики. Взвод гитлеровцев ринулся к дверям клуба. Но врага встретили десятки гранат.

До темноты матросы отбили три атаки.

Ночью фашисты не атаковали клуб, зато вели по нему артиллерийский и миномётный огонь. Под утро огонь усилился. Командир батальона снова приказал всем спуститься вниз. Но Кайда медлил. В подвале тесно, раненые стонут, просят пить, а воды нет. Легче быть под огнём, чем слушать их стоны, — ведь помочь ничем не можешь.

Начало светать. И неожиданно наступила тишина. Она настораживала — ведь от неё все отвыкли. Матросы заняли свои боевые посты. Все наготове, ждут: вот-вот гитлеровцы начнут атаковать. Но прошёл час, а ни единого выстрела не раздалось.

Ботылёв подозвал Кайду:

— Пойдёте в разведку. Возьмёте с собой ещё четырёх ребят.

Пошли впятером. Никто в матросов не стреляет. Противника нигде нет.

— Драпанули фашисты! — весело сказал Кайда.

Он послал двух матросов к командиру батальона — доложить, что гитлеровцы отступают, а сам с двумя матросами пошёл дальше. Шёл, чувствуя себя победителем, забыв о своих ранах, об усталости, голоде и жажде. И откуда только силы взялись!

За городом матросов обогнала машина. Из кабины высунулся офицер и спросил:

— Вы не куниковцы?

— Точно! — ответил Кайда.

— Куниковцев собирают в порту. Идите прямо туда.

Матросы переглянулись:

— Айда, ребята, на обратный курс!

Они решили, что батальон собирают для нового десанта. Вот посадят вечером на катера и высадят где-нибудь в районе Анапы. И отдохнуть не удастся…

Кайда вернулся в батальон уже под вечер. Доложил начальнику штаба о проведённой разведке, попросил пить. И осушил подряд две фляги.

— Сейчас же идите в клуб, — приказал начальник штаба. — Вас туда вызывают.

С невольным волнением вошёл Кайда в знакомое здание. Вот тут, лёжа у окон и пробоин в стене, ещё вчера его товарищи и он вели огонь по врагу…

Кайда удивился, увидев командующего флотом, несколько адмиралов и офицеров — среди них был и Ботылёв. Матрос даже немного растерялся — ведь неудобно появляться в таком виде перед начальством. Но вот он собрался с духом, подтянулся, расправив свои могучие плечи, и доложил:

— Товарищ вице-адмирал, старший матрос Кайда явился по вызову!

Все внимательно посмотрели на него: перед командующим стоит настоящий богатырь в оборванной выцветшей гимнастёрке. Брюки на коленях разодраны — видно, часто приходилось ползать. Один ботинок обмотан тряпьём, на голове дырявая, измятая бескозырка. Лицо у матроса почернело от порохового дыма и грязи. Всем понятно, сколько испытаний преодолел десантник Владимир Кайда!

Командующий флотом крепко пожал ему руку, поблагодарил за отличное выполнение воинского долга. И вручил ему орден Красной Звезды.

— Служу Советскому Союзу! — взволнованно произнёс Кайда.

Когда он уходил из зала, все смотрели ему вслед. Кто-то негромко сказал:

— И верно — настоящий богатырь!

А он вышел из клуба, огляделся и сказал товарищам:

— Признаюсь, еле стою на ногах. Кто куда, а я ложусь спать вот здесь, в сторонке.

И он лёг прямо на землю, подложив под голову автомат, и сразу заснул. Рядом расположились и другие матросы. Будить их никто не стал.

Кайда спал без просыпу почти сутки.

…В те памятные дни не только Кайде командующий вручил орден. Награждены были и его боевые друзья — десантники. Позже капитан-лейтенанту Ботылёву за героизм и умелое руководство боевыми действиями было присвоено звание Героя Советского Союза. А 393-й батальон морской пехоты — батальон куниковцев — стал называться Новороссийским.

Полночь. Клавочка Волошина накидывает на плечо кожаный мешок с письмами и по узкой траншее идёт к берегу.

Клавочка — почтальон 8-й гвардейской бригады. Уже три месяца она отвозит сюда, на «Малую землю», газеты, журналы, письма. Каждую ночь, как и все, кто совершает этот путь, она рискует жизнью. Но на фронте стараются не думать о смертельной опасности. Не думала о ней и Клавочка. Даже под вражеским обстрелом думала она об одном: скорее бы доставить письма, увидеть радостные лица моряков, которым она вручит весточку из дома. Для неё это были счастливые минуты, и она забывала о всех тяготах и тревогах.