Сергей Голицын - Про бел-горюч камень

Прошло сорок лет, и сын его, князь Юрий Долгорукий, одиннадцать городов-крепостей поставил, окружил их рвами глубокими, валами высокими, дубовыми стенами с башнями и воротами. И малые каменные храмы он поставил. Каждый такой храм был для врагов тоже неприступен, как крепость.

А князь Андрей, слышал дед, две крепости начал ставить. Одну — во Владимире, с дубовыми стенами на семь вёрст, с двумя воротами белокаменными. А другую крепость — в Боголюбове.

Вот она — перед нами!

Ближе и ближе подплывали дед с внуком. И видели они как строились из белого камня стены с башнями, с воротами. А из-за стен показывался недостроенный храм, а за ним дворец, и тоже из белого камня.

Пристали дед с внуком к берегу, привязали челнок, поднялись в гору.

Там, над Клязьмой-рекой, на низких скамьях сидели камнесечцы. Каждый из них в левой руке держал долото, в правой — молоток и откалывал от камня лишние куски.

— Тюк-тюк-тюк! Тук-тук-тук! — перезванивались камнесечцы.

Приходилось бережно отбивать куски от камней, чтобы выходили они под один размер и были гладкие со всех сторон.

А самые искусные камнесечцы сперва на обтёсанных камнях рисовали углём, а потом, согласно чёрным линиям, вытёсывали узоры.

— Тюк-тюк-тюк! Тук-тук-тук!

Распростился дед с внуком и поплыл домой, вниз по Клязьме-реке.

А юноше дали широкое долото и молоток. И стал он с того дня вместе с другими обтёсывать камни.

— Тюк-тюк-тюк! Тук-тук-тук!..

Тяжко было ломать белый камень в каменоломнях на далёкой Москве-реке. А ещё тяжелее было долотить камни. Тюкали камнесечцы с утра до вечера. Белая пыль облаком висела над ними. И пели они песню печальную про Бел-горюч камень, дышали каменной пылью и кашляли. Покашляет камнесечец год-другой, кровью начинает сплёвывать и умирает. А на смену привозили других людей…

За всеми работами наблюдал Главный Хитрец. Так называли самых умелых, искусных мастеров.

Князь Андрей пожелал возвести храм и дворец внутри крепости, разукрасить ворота и башни узорами невиданной красоты. Он передал Главному Хитрецу четыре рукописные драгоценные книги из Греции, Болгарии, Грузии и Армении. Там на иных страницах были цветные картинки с человечками, с заморскими зверями, птицами и цветами, с завитками стеблей. Главный Хитрец показывал картинки камнесечцам, а они переносили углем на камень рисунок и отбивали долотом изображения по чёрным линиям.

Князь Андрей сам выбирал место, где будет стоять его дворец, где храм, сам указывал, как башни с винтовыми лестницами внутри них соединятся с храмом, как крепостные белые стены окружат холм.

Ряд за рядом поднимали строители камни, скрепляли, склеивали их известью. А известь та три года в ямах выдерживалась, подмешивали к ней молоко, творог, сырые яйца. Схватывала она камни крепче крепкого.

Однажды князь Андрей приехал в Боголюбов-город и пошёл вместе с Главным Хитрецом осматривать работы. И показалось ему, что один камнесечец плохо вытесал львов.

Закричал он грозным голосом:

— То не львы, а котищи жирные! Бить негодного камнесечца батогами, в темницу посадить!

И вспомнил тут князь Андрей о том юноше, кто в своём селе деревянными львами избы украшал.

А юноша уже больше года жил в Боголюбове-городе. Главный Хитрец поставил его вытёсывать узоры, но простые — из листьев и стеблей. С утра до вечера долбил юноша камни, всё пел песню про Бел-горюч камень, дышал белой пылью, и кашель теснил ему грудь.

Мать, случалось, навещала его, привозила гостинцы, передавала поклон от той златокудрой красной девицы, какая его дожидалась. Надеялся он, отпустят его домой, когда кончат строить, а когда кончат — не знал. Привели юношу к князю Андрею.

— Можешь ты вытесать львов, да не из осины, а из камня? — спросил его князь Андрей.

Юноша дрожал, от страха слова не мог вымолвить.

Побагровел от гнева князь Андрей:

— Выполняй моё повеление! — вскричал он, сел на коня и ускакал.

С того дня дали юноше долото поуже. Достал он свой заветный ножик, какой прятал в голенище сапога, и с его серебряной ручки срисовал на камень обоих львов.

— Тюк-тюк-тюк! Тук-тук-тук! — звенело его долото.

И пел он песню про село Любец, про отца с матерью, про златокудрую девицу, про Бел-горюч камень. Но приходилось ему порой прерывать песню — кашель мешал.

— Да ты, я вижу, мастер, — сказал ему Главный Хитрец, когда увидел его белокаменных львов — А теперь царя Давида вытесывай! — Он развернул самую толстую книгу и показал цветную картинку.

В древней сказке сказывалось: был Давид и царём, и дивные песни слагал, и пел сладко. Звери и птицы не боялись его и приходили слушать, как он поёт.

Глядя на картинку, нарисовал юноша на камне царя Давида с гуслями в левой руке, а правой рукой будто он только что ударил по струнам и поднял её, прислушиваясь к звону. По сторонам его стояли два голубя и два льва. Львы не крались, как на ручке ножика, а стояли, повернув вперёд головы с оскаленными пастями.

Начал юноша сбивать фон, а сам рисунок не трогал: так изображения получались выпуклыми. Работал осторожно: один неверный удар, кусочек камня отколется, и всё пропало — принимайся за другой камень.

Потом юноша вытёсывал львов стоящих и львов лежащих, разных маленьких зверьков и птичек. И поручил ему Главный Хитрец вытесать три девичьи головы, каждую голову на отдельном камне.

Вспомнил юноша обеих своих сестёр, златокудрую их подругу. И вытесал он головы, смотрящие вперёд, с косами, заплетёнными на две стороны. Получились лица, как живые: одна сестра улыбалась, другая строго поджимала губы, а их подруге будто взгрустнулось…

Ударяя молотком по долоту, думал он: что-то делают девицы милые — песни ли поют на берегу Клязьмы-реки, жнут ли серпами рожь, ткут ли полотна? И пел он потихоньку про Бел-горюч камень, а злой кашель прерывал его пение.

Однажды князь Андрей долго осматривал его работы, а потом сказал:

— Мастер ты девичьи головы вытёсывать!

Поразился Главный Хитрец — никогда никого не хвалил князь Андрей Юрьевич…

Строились крепостные стены, и дворец, и храм, и башни. Выше, выше поднимались здания. На стенах дворца и храма строители ставили те изображения, какие вытёсывал юноша и другие искусные камнесечцы.