Снежана Каримова - Приплывший дом

– Теперь там ягодное море, – подытожила Майя.

– Это с какого языка перевод? – не выдержав, вмешалась Дара.

Она закрыла книгу. Можно больше не притворяться читающей – Майя при деле. Хотя Дара внутренне ужасалась – приехали только сегодня, а уже израсходовали весь стратегический запас домашних развлечений: убежище из одеял, гирлянды, байки из склепа. Правда, история звучала пока совсем не страшно. А любопытно.

Лис с досадой зыркнул на Дару.

– Не знаю я! С древнего. Не веришь, погугли.

Дара прикусила губу. Ее смартфон лежал на подоконнике. Она же, по завету мамы, будто бы «давала глазам отдохнуть». В день ей был выделен час интернета, но перед этим полагалась зарядка для глаз – нарисовать на оконном стекле фломастером точку и смотреть то в даль, то на цветное пятнышко. Сегодня Дара еще не бралась за скучное упражнение: суматоха приезда, мельтешащая Чечевица, расспросы великой тети, Лис, обед, да и фломастер под руку не попался.

Сейчас же великая тетя готовила на кухне пирожки, а они сидели в общей комнате, звавшейся залом, и огоньки на пледе уютно мигали. Как тут прикажете подойти к окну, нарисовать фломастером точку и глядеть то на соседнюю многоэтажку, то на цветную муху? Глупо. Да и стемнело уже.

Тяжело, когда нет своей комнаты, а их с Майей определили ночевать как раз в зал.

– Рассказывай дальше! – потребовала Майя, ее названия не интересовали, подавай ужастики. – Что там случилось с этой рекой?

– Да не про реку я хотел рассказать, а про город! Он так же назывался, как и река, – Молога, – досадливо махнул рукой Лис, но потом снова вошел в ритм рассказа, и его голос опять зазвучал бархатно-мягко, тихо и зловеще.

Дара любила слушать истории великой тети, и, кажется, этот волшебный талант – завлекать словами – передался и Елисею.

– Жили мологжане хорошо, всего у них было вдоволь. Собирали ягоды, грибы, рыбачили, стреляли уток. Земля плодородная, поля, огороды. Трава на лугах выше макушки, а значит, в достатке было молока и мяса. Да и меда с излишком. В Мологе постоянно устраивались ярмарки, приезжали даже столичные актеры. В общем, жили счастливо. Но вот сверху пришел приказ – город топить, строить гидроэлектростанцию. Ну… – Лис замялся и покосился на ловящую его слова Майю, – электричество чтобы производить.

Наверное, будущий инженер Елисей уже лихорадочно соображал, как объяснить маленькой девочке работу гидроэлектростанции. Но Майя приняла этот факт за данность, а вот Дара задумалась: и правда, а какая связь между рукотворным морем и электричеством?

Водохранилище… Даре вспомнилась бочка, которую бабушка Галя ставила под водосток, и, когда шел дождь, звенящий поток с крыши устремлялся прямо в это «водохранилище». Собранным дождем поливали огород и комнатные цветы. Но Рыбинское водохранилище похоже на море, раз так его называют, и нужно оно не для полива, а для выработки электричества. Загадка. Дара глянула на включенный торшер. Ой, да какая разница, как вода становится светом! Люди приручили воду. И благодаря этому за сто километров от водохранилища на одеяльном шалаше сверкают огни.

– Местных жителей новость поразила, – продолжал Лис.

– Еще бы! Эта новость поразила бы и сейчас: «Выселяйтесь, хватит сажать картоху на дне моря!» – сказала Дара, но, вспомнив, что Лис учится на машиностроительном факультете, а значит, ратует за прогресс, добавила:

– Но, в принципе, электричество – это хорошо.

– Только как тут радоваться лампочке Ильича, когда надо бросить дом, сад и уезжать в неизвестность, – задумчиво произнес Лис. – А будет ли электричество в этой неизвестности? Может, и зря уезжали? Хотя если мыслить глобально, то электричество – это хорошо.

Дара снова посмотрела на включенный торшер. Обычный старенький абажур из плотной ткани с бахромой по краю, немного запылившийся – великая тетя не любила тратить жизнь на уборку. Только заканчивался июль, но вечерами уже пахло осенью даже здесь, в Ярославле, а свет торшера, теплый и желтый, манил завернуться в плед и выпить какао. Ради таких уютных вечеров где-то когда-то выселили людей из домов. Из целого города. Звучало фантастически. Неужели это на самом деле случилось? Был город – и не стало, а вместо него раскинулось море.

Дара уставилась в потолок, силясь представить, как это – когда вдруг оказываешься не на берегу, а на дне, и небо рябит от волн.

Лис продолжал, снова обращаясь к Майе, и даже, кажется, придвинулся к девочке чуть ближе:

– Представляешь, плывешь ты на лодке, а под тобой затопленное кладбище при разрушенной церкви. Кресты ржавые щерятся, могилы размытые, черепа-кости торчат в дощатых прямоугольниках. Но это не самое страшное, – он понизил голос. – Не все знали, куда им деваться из Мологи, да и жуть как не хотелось покидать родину, избенки свои, огороды, родительские могилы. Это их город, их земля! Будут они защищать Мологу до последнего! Эти смельчаки, а на деле просто отчаянные люди, приковали себя цепями к домам, привязали веревками: «Оставьте город в покое или губите вместе с нами!» Но мнение мологжан потонуло в воде. Как и они сами. Говорят, рапорт есть, – Лис нахмурился, вспоминая. – В нем говорится, что двести девяносто четыре жителя пожелали уйти из жизни при наполнении водохранилища [1] Лис вспоминает рапорт начальника мологского отделения Волголага, лейтенанта государственной безопасности Склярова: «В дополнение к ранее поданному мною рапорту докладываю, что количество граждан, добровольно пожелавших уйти из жизни со своим скарбом при наполнении водохранилища, составляет 294 человека. Эти люди абсолютно все ранее страдали нервным расстройством здоровья, таким образом, общее количество погибших граждан при затоплении города Мологи и селений одноименного района осталось прежним – 294 человека. Среди них были те, кто накрепко прикрепляли себя замками, предварительно обмотав себя к глухим предметам. К некоторым из них были применены методы силового воздействия, согласно инструкции НКВД СССР». Подлинность документа не установлена. .

Двести девяносто четыре человека. Дара пыталась осознать эту цифру. Много. Но ничего при этом не ёкало в груди, словно яркость чувств убавили, будто трагедия сотен людей – это больше, чем она может вместить.

– Ходят слухи, – мрачно продолжал Лис, наклонившись к Майе, – что они превратились в русалок и водяных. Рыбаки рассказывают: если ночью с лодки посветить фонариком на воду, то можно увидеть, как утопленники тянут руки и умоляют взять их на борт. Поэтому бывалые мужики, которые отваживаются рыбачить после заката, обязательно затыкают уши берушами. Но некоторых утопленники все равно умудряются заманить на дно моря, в свой разрушенный город. Особенно если течет в тебе мологская кровь. А вокруг мертвецов снуют во-о-от такие рыбы, щиплют их и клюют острыми мордами, поэтому руки утопленников все в струпьях, искусанные, обгрызенные…