Ким Грушницкий - Твои потухшие глаза

27 сентября. Эту дату ненавидят многие, но не то, чтобы это было что-то выделяющееся, ее ненавидят так же, как и любой другой день сентября. Учебная деятельность только начинается. Но, как ни странно, я не вхожу в это число ненавистников. И нет, я не какой-нибудь там ботаник, которому нравится школа, уроки и далее по списку. (Знаете, интересно само слово ботаник. По факту, это тот, кто занимается ботаникой. И как мы только докатились до того, что называем этим термином тех, кто только «по уши» в учебе?) Итак, всё гораздо прозаичнее – сегодня мой День Рождения. Ну какой ребенок не любит этот день?

Поворачиваю голову на часы и вижу, как три стрелки стремительно бегают по циферблату. 4:30, а это значит, уже через полчаса придут мои друзья, а я замечаю это только сейчас.

Мне приходится оторваться от компьютера, когда я чувствую запах ароматной курочки, тянущийся из самой кухни. Бурчание в желудке подгоняет, и вот я уже утаскиваю крабовые палочки, приготовленные для салата со стола, пока мама не видит.

– А ну, убрал руки от ингредиентов! – Звонкий хлопок по руке.

– Сисась, – говорю с набитым ртом, дожевывая добычу, за что тут же получаю не слабый подзатыльник, после которого меня буквально пинком выталкивают из кухни.

– Морить детей голодом противоречит закону! – Отчаянно возмущаюсь из-за двери.

– Морить голодом? – Уже только по интонации я могу представить все то негодующее удивление у мамы на лице, – я тебя час назад кормила, неблагодарный!

– Это было давно и неправда… – На что мама только усмехается.

Минут пять спустя она входит в комнату, засовывает мне в рот морковку.

– Убить легче, чем прокормить, ей богу, – я аж морковкой подавился.

– Грызи-грызи, заинька, тебе полезно, – мама гладит меня по голове и с ехидной улыбкой исчезает в направлении кухни. М-да…

Догрызая свою морковину, я отчетливо понимаю, что морковь, какая бы полезная она не была – это не то, что в полной мере удовлетворит мои потребности. Вкусовые сосочки так и жаждут испытать удовольствия. Мне до невозможности хочется чего-нибудь сладкого. Все же знают это ощущение, когда чего-нибудь хочется, что прям невмоготу? Нет? Ну и ладно.

Я заползаю под свою кровать с целью схомячить заначку (да, именно заначку). Мой отец настолько сладкоежка, что к своему возрасту уже успел заработать себе сахарный диабет, и поэтому все в нашем доме следуют этой диете безнадежных. Нет совсем ничего сладкого, абсолютно! Я вообще-то ребёнок, нуждаюсь в шоколадках, ибо сказать, что я люблю шоколад – ничего не сказать. Но – папа. Поэтому все свои карманные деньги я тратил на различные виды шоколада. Начиная с обычных резиновых «Alpen Gold», заканчивая редкими «Patchi» [1] Патчи – одни из самых дорогих шоколадных конфет мира. , так что со временем я мог смело назваться настоящим гурманом в шоколадной области. Но, увы, все, что я нашел под кроватью, так это два небрежно скомканных фантика. Похоже, кто-то совершил набег на мои запасы.

– Эл, помой посуду!

– Ну мам. Ну сегодня же мой день рождения, – выползая из-под кровати я хорошенько приложился головой и теперь сидел, схватившись за затылок.

– Помой посуду! Я не успеваю. А взамен я открою тебе глубокую тайну.

– Это так ты пытаешься меня заставить? Смирись, мам, у тебя ничего не вышло.

– Так, ну-ка быстро мыть посуду! – А вот это уже против правил.

Кое-как переборов свою лень и боль в затылке, я таки соизволил доплестись до кухни и помыть посуду.

– Ну, что за тайна?

– Прямо сейчас ты выполнил свое предназначение.

– Что? – Моя правая бровь внезапно подскочила вверх, словно живя своей собственной жизнью.

– Мы родили тебя, чтобы ты мыл посуду, – с ехидной улыбкой сказала мама и пошла вытаскивать тортик из духовки, оставив меня в состоянии возрастающего гнева.

Необходимо разобраться с кражей ценных запасов. Целенаправленно движусь в сторону папиного кабинета.

Спустя два стука в дверь я, не дожидаясь разрешения, вхожу. Предо мной сидит статный мужчина тридцати пяти лет, в очках в тёмной оправе, сильно привлекающих внимание, в кожаном кресле, активно что-то печатающий на своём ноутбуке. На самом деле я жутко горжусь своим отцом, он у меня писатель. Только вот его творческие запои абсолютно непредсказуемы, я его совершенно не понимаю: он может неделями не выходить из кабинета, то есть не кушать нормально, не мыться, не бриться, не спать. Да, я, безусловно, очень им горжусь, но…

– Ты опять сожрал все мои заначки?! – Пытаюсь скорчить по-настоящему хмурое лицо.

– Не понимаю, о чём ты говоришь, – напускает на себя непричастный вид. И вот как взрослый серьёзный мужчина может быть таким ребёнком?

– Пап!

– Слушаю тебя.

– Я знаю, что это ты.

– Ну и как ты это докажешь? – Мда… Его самоуверенны взгляд заставляет меня думать, что моя позиция в проигрыше.

– Да кроме тебя некому!!!

– А вот это уже совсем не аргумент.

Я же вижу, как мои дольки шоколадного наслаждения кричат о помощи в его диабетном желудке.

– Ещё какой аргумент, самый аргументный аргумент!

– О чём это вы тут спорите? – Незаметно появляется в комнате мама. Ну, конечно, ей можно и без стука. Мы оба замираем, уходя в мысли, пытаясь выцепить достойное оправдание в кратчайшие сроки.

– Да так, о сюжете папиной книги, – я безразлично взмахиваю рукой. Если мама узнает о наличии шоколада в доме, то покинем мы папин кабинет только ногами вперед.

– Вот как, – мама хмурит брови, – а мне, значит, ты не хотел рассказывать сюжет? – отец испепеляет меня взглядом вроде «получше ничего не мог придумать?». Я приподнимаю плечи и развожу руки, в знак того, что не виноват, да и вообще я как бы спас положение. Ну, почти.

– Ну что, ты, дорогая, просто не могу же я тебе недоработанную версию показать, совсем не хочется в твоих глазах упасть, – вот, сразу видно от кого у меня такой дар «красиво лгать».

Звонок в дверь прерывает весь этот спектакль одного актёра.

– Я открою, – мы с отцом одновременно вылетаем из комнаты, оставив маму в гордом одиночестве.

Мы бежали чуть ли не наперегонки, ведь это дело принципа, как «самое важное», что сейчас вообще может происходить. Пока я бежал, мой мизинец успел познакомиться со всей мебелью в доме.

– Бл*ть! – Позабыв обо всём, выругался я, но свою дистанцию всё-таки добежал, не уступая отцу.

– Опять ничья, – пытаясь отдышаться, говорит папа.

– А ты не расслабляйся, в следующий раз победа будет за мной!

– Ну это мы посмотрим, – всё так же с одышкой бормочет он. Мы уселись оба на пол и уставились в потолок, переводя дыхание, рассматривая орнамент. Мы с отцом сами его расписывали, поэтому рассматривать его было истинным наслаждением. Кажется, я забыл что-то важное…