Марк Хартцман - Большая книга Марса. Миллион фактов от фараонов до Маска

Дик пришел к выводу, что, несмотря на свои небольшие размеры, Марс имеет площадь поверхности «на шесть миллионов квадратных миль (15 540 000 кв. км) больше, чем все обитаемые части нашей планеты», и потому «вмещает население численностью более 15 500 млн обитателей, что в 19 раз больше численности населения Земли. Но так как, по всей вероятности, треть поверхности Марса покрыта водой, нам следует отнять одну треть от этого числа, и в результате получится, что количество обитателей Марса в 12 раз превышает численность населения нашей планеты». Получалось, что на Красной планете проживали более 10 млрд марсиан, – очень густонаселенный мир.

Если Гершель был прав, то каким образом мы могли установить контакт с этими существами, которые к тому же возможно похожи на нас? Ученые, работавшие в начале XIX в., выдвинули несколько идей. Немецкий математик и физик Карл Фридрих Гаусс предложил использовать для общения универсальный язык математики. В сибирской тайге он хотел построить из сосен массивный прямоугольный треугольник и три квадрата – символы теоремы Пифагора. По его мнению, такая простая экспозиция произвела бы впечатление на любого марсианина и продемонстрировала бы ему, какие мы, земляне, умные.

Австрийский астроном Йозеф Иоганн Литтров также считал, что большие изображения основных геометрических фигур придутся как нельзя кстати для установления контакта. Но, в отличие от Гаусса, Литтров хотел устроить более эффектное зрелище: прорыть в пустыне Сахара огромные каналы в виде фигур и заполнить их керосином в таком количестве, чтобы топливо могло гореть ночью в течение шести часов. Горящая окружность диаметром 20 миль (32,19 км) и котлованы шириной несколько сотен ярдов (1 ярд = 94 см) обязательно привлекут внимание марсиан и убедят их, что на Земле существует разумная жизнь, считал он.

К великому разочарованию пироманьяков и страстных любителей треугольников, обе идеи не встретили понимания. В 1869 г. французский изобретатель Шарль Кро предложил своему правительству новую идею: вместо того чтобы поджигать леса или рыть каналы на Земле, лучше делать это на Марсе. Кро хотел построить гигантское зеркало, которое могло бы направлять отраженные солнечные лучи на Марс и, словно космический пирограф, выжигать гигантские буквы на поверхности его пустынь. Он предлагал начать с простых фигур, а продолжить более сложными – такими, как изображение дома и человека. На случай, если марсиане решат, что обезображивание их планеты – не лучший способ сказать «Bonjour!», у Кро имелась вторая идея, связанная с использованием зеркал. Изобретатель предлагал установить их так, чтобы они направляли в сторону Марса солнечные лучи в форме Большой Медведицы и тем самым подтверждали наличие разума у землян. Французское правительство предложение Кро не приняло [3] В оправдание Шарля Кро надо сообщить, что не все его идеи были оторваны от реальности. Ученый известен прежде всего тем, что был очень близок к изобретению фонографа. Кро представил письменный план устройства для воспроизведения звука в Академию наук до того, как Томас Эдисон изготовил работающую модель. Считается, что Кро и Эдисон не знали о проектах друг друга. .

Если все эти первые идеи и предложения основывались на чистых спекуляциях и вере в чудеса, то в конце XIX в. Камиль Фламмарион уже был уверен в том, что имеет на руках неопровержимое доказательство наличия жизни на Марсе. Он считал, что Красная планета получила свой цвет благодаря обилию растительности. «Вы спросите, почему марсианская растительность не зеленая? А с чего бы ей быть такой? В этом отношении нет причины считать Землю типичной для Вселенной», – говорил Фламмарион. Вот предложенное им обоснование:

«Даже на Земле растительность может сама быть красноватой и является таковой на большинстве континентов. Первыми земными растениями были плауны с "марсианским" красновато-желтым цветом. Хлорофилл, который дает цвет нашим растениям, состоит из двух элементов. Один – зеленый, другой – желтый. Эти два элемента могут быть разделены с помощью химических процессов. Поэтому вполне научно допустить, что при условиях, отличных от земных, желтый хлорофилл может существовать самостоятельно или быть доминирующим».

Что касается марсиан, то Фламмарион считал, что они не похожи на людей, потому что их жизнь протекает в условиях, отличных от земных. Он был убежден, что их разум превосходит человеческий по нескольким причинам. «Для начала, едва ли марсиане менее разумны по сравнению с нами, – писал он в 1907 г. – Люди тратят три четверти ресурсов и залезают в долги ради того, чтобы содержать армию и военно-морской флот, и при этом не могут даже договориться об универсальном календаре или меридиане». Он продолжал:

«Вторая причина состоит в том, что прогресс – это абсолютный, непреложный закон. Марс намного старше Земли. И если обитатели Марса, как мы имеем все основания предполагать, прошли через обычный процесс медленного развития, то их текущее состояние должно напоминать то, каким будет наше положение через несколько миллионов лет».

Так как считалось, что марсиане значительно старше людей и являются намного более развитыми существами, Фламмарион предположил, что они предпринимают попытки установить контакт с нами с тех пор, «как по просторам нашей сравнительно молодой планеты бродили мамонты». Но поскольку марсиане не получили ответ, они, по всей видимости, решили, что «наша астрономическая наука находится на примитивном уровне развития по сравнению с их», и продолжали жить своей прекрасной гармоничной жизнью.

Раз марсиане являются телесными существами, считал астроном, существует вероятность, что благодаря небольшому весу их тел у них могли развиться крылья. Но Фламмарион не имел в виду, что марсиане обязательно похожи на птиц, ведь есть и другие животные с крыльями: «Например, летучие мыши, они млекопитающие!»

Возможно, убежденность Фламмариона в существовании марсиан была следствием его разочарования в роде человеческом. Он надеялся, что где-то во Вселенной существует лучший мир: «Что касается меня, то я им завидую. Планета, где всегда прекрасно, где нет ни бурь, ни циклонов, где год вдвое дольше нашего… где, одним словом, все тоньше, изящнее и благороднее».

Энтузиазм Фламмариона разделял начинающий американский астроном Персиваль Лоуэлл. Он происходил из богатого бостонского семейства, которое сколотило состояние на производстве тканей (в честь дяди Персиваля был даже назван город в штате Массачусетс [4] Прядильные фабрики Лоуэллов по-прежнему находятся в одноименном городе в штате Массачусетс – так же, как и каналы, по которым транспортируют эту продукцию. Так или иначе, жизнь семейства Лоуэллов неразрывно связана с теми или иными каналами. ). Но изготовление тканей юного Лоуэлла не интересовало. Он любил астрономию столько, сколько помнил себя, а именно – с 1858 г., когда в возрасте трех лет увидел комету Донати. Став подростком, он получил в подарок свой первый телескоп и не переставал восхищаться звездами даже во время учебы на математическом факультете Гарвардского университета. Его дипломная работа была посвящена образованию Солнечной системы. Затем Лоуэлл усердно трудился в семейном текстильном бизнесе, после чего отправился в Азию, где провел около 10 лет, путешествуя и погружаясь в культуру Кореи и Японии.